Не станем вновь описывать скучный и монотонный путь каравана через пустыню Такла-Макан. Бесконечное море раскаленного песка, горячий воздух и отроги гор, миражами всплывающие вдали и исчезающие вновь – вот все, чем запомнился этот путь Александру Васильевичу. Все его мысли уносились вперед, за тысячи верст от этих безжизненных мест. Он чувствовал, что за время его отсутствия в Петрограде что-то произошло. Интуиция не подвела его и в одном из населенных пунктов путешественники узнали о Февральской революции и отречении царя.
- Вот и настала новая жизнь, Александр Васильевич, - как-то растерянно промолвил Топальский. – Вроде бы радоваться следует, наконец-то в России начнутся демократические реформы, но как-то странно получается – уходили мы с вами из одной страны, а возвращаемся в другую.
Залдастапов на это ничего не ответил. Тянулись дни и вслед за ними брел через пустыню караван. Наконец, после Кашгара[1] его пришлось оставить и дальше следовать своей дорогой.
В одном из селений путешественников предупредили, что путь впереди кишит разбойниками. Какая-то банда головорезов нападает на караваны, грабит их, а людей либо убивает, либо продает в рабство.
- Пойдем через горы, - решил Залдастапов.
Им удалось найти мальчишку-пастуха, согласившегося показать им тропку. Верблюда оставили, и сумки со снаряжением и провизией пришлось нести на себе. После жаркой пустыни Залдастапову и двум его спутникам пришлось долго карабкаться по скалам, рискуя сорваться в ущелье, а после брести по пояс в снегу.
Однажды под вечер, миновав один из перевалов, они вышли на стоянку каких-то людей. В большинстве своем это были женщины и дети, но среди них находилось и несколько взрослых мужчин в овчинных кементаях[2] и тебетеях[3]. Оружия, кроме ножей, у них не имелось. Зрелище эти люди представляли ужасное – оборванные, голодные, истощенные. Их испуганные глаза уставились на них из пещер и убогих лачуг, насквозь продуваемых ветром. Повсюду валялись кости животных и чернели следы кострищ.
- Это мы в какой век угодили? – удивленно прошептал Топальский.
- Мы путешественники, - громко крикнул Залдастапов, - и не желаем вам зла. Нам нужно только переночевать, а завтра утром мы уйдем.
Какой-то ветхий старик, кутаясь в кошму, что-то ответил ему на незнакомом наречии.
- Кажется, это кыргызы, - прошептал Залдастапов на ухо Альберту Евсеевичу. – Я немного знаю их язык. Помните восстание в Туркестане? Похоже, теперь нам известно, чем оно закончилось.
Топальский кивнул. Александр Васильевич переговорил со стариком и сумел объяснить ему мирные намерения путешественников. В свою очередь он узнал, что на подавление восстания были присланы казачьи части, устроившие во всех аулах страшную резню. Многие кыргызы целыми семьями бежали в горы. Они срывались в ущелья вместе со своим скотом, замерзали, и умирали от болезней.
Рассказывая это, старик ронял на холодные камни слезы.
- Я понимаю ваше горе, - произнес Залдастапов, - и мне искренне жаль ваш народ. Но мне жаль и русских поселенцев, убитых вашими джигитами. Они-то в чем были виновны?
- Ни в чем, - дрожащими губами молвил старик, и показал рукой на детишек и женщин, испуганно жавшихся к костру, – но и эти тоже ни в чем не виноваты, а теперь они умирают здесь. Не мы пришли на земли Белого царя. Его казаки явились к нам и стали забирать наши пастбища[4]. Не силой, нет, но по закону, который сами и написали. А обида как вода: капля за каплей наполняет кувшин, пока не польется через край.
Топальский слушал и молчал. Разговор получался тяжелым, а в таких случаях, по его мнению, было важно дать оппоненту выговориться.
- Когда поднимается весь народ, - продолжал старик, - невозможно удержать сыновей дома - остальные могут этого не понять. У меня их было двое – Байсэл и Женишбек. Когда я узнал о том, что на поселенцев собираются напасть, я послал сыновей предупредить их об этом. Они поскакали. Многие русские находились на работах в поле и благодаря моим сыновьям успели вернуться в свои дома и укрыться. Узнай об этом главари восстания, Байсэл и Женишбек превратились бы в изменников, но слава Всевышнему, никто их не выдал. Их приняли в один из отрядов, и они умчались прочь. Когда пришли русские войска, оба моих сына погибли в бою. И клянусь Аллахом, никто из них не осрамил себя и не убил невинного человека.