- Не хотят идти строем, Марк Захарович, - стал жаловаться он, - и по-хорошему им говорил, и кричал – все без толку.
- Понятно, - сквозь зубы процедил Елизаров и, сделав несколько шагов вперед навстречу толпе, громко скомандовал. – Рота, становись!
Ответом ему был дружный смех.
- А вы бы не кричали так, господин поручик, - заявил здоровенный фельдфебель с Георгиевским крестом на груди и оскалился в улыбке, - а то голос сорвете.
- Представьтесь, - потребовал Елизаров.
- Козлов моя фамилия, звать Силантием.
- А я ведь вас знаю, - произнес поручик, оглядывая снизу-вверх фельдфебеля. – Почему не доложились по возвращении из отпуска?
Козлов скрестил на груди руки и нагло ухмыльнулся:
- Вот, прямо сейчас и докладываю.
За его спиной кто-то прыснул от смеха. Елизаров презрительно посмотрел в ту сторону и увидел, как во множестве солдатских глаз светится торжество. Теперь они чувствовали себя господами жизни и упивались свалившимися на их головы свободами.
- Ну что ж, - спокойно сказал Елизаров, - приказываю вам начать работы по укреплению линии окопов. Необходимо убрать из них землю и мусор, укрепить стены и привести в порядок бруствер.
- А что это вы на меня перекладываете ответственность? – возмутился фельдфебель. – Так не годится, правда, братцы?
Толпа тут же загудела, как встревоженный пчелиный улей.
- Вам надо, вы и копайте, - раздался из нее злорадный голос.
Елизаров понял, что взывать к долгу и совести бесполезно.
- Вы отказываетесь выполнять мои приказы? – спокойно спросил он, обращаясь к Козлову.
- Так точно, - осклабился Козлов, - я считаю, что они незаконны и нарушают мои права. Вот если солдатский комитет[1] постановит, что надо укреплять окопы, тогда станем укреплять. Правда, братцы?
Толпа издала одобрительный гул.
- А пока, товарищ поручик, - с гнусной улыбкой продолжал Козлов, - вы идете против завоеваний революции и против свободы, занимаясь по старой привычке принуждением. Ну, стоит себе окоп и стоит, чего его укреплять? Война скоро кончится. Так зачем напрасно себя утруждать? Идите-ка лучше чайку попейте.
«Пристрелить его что ли?» - подумал Елизаров и угол его рта немного приподнялся, обнажая зубы. Что-то холодное, беспощадное промелькнуло в его взгляде, и Козлов, почуяв это, дрогнул. Застыдившись своего страха, он обернулся к товарищам, всем видом изображая пренебрежение к поручику, и повстречавшись взглядом с толпой, вновь напитался ее дерзостью и силой. Когда он обернулся к Елизарову, его лицо перекосила дерзкая ухмылка.
- Давай один на один, - неожиданно сказал поручик.
- Не понял, - прищурился Козлов.
- Один на один, без оружия, и насмерть, - чеканя слова, громко произнес Елизаров. Толпа притихла. Все стали ожидать ответа фельдфебеля. - Или ты боишься?
Козлов оскалился и вновь обернулся к толпе.
- Я? Нет! Только ж меня судить будут.
- Заявляю при всех: если ты меня убьешь, скажешь следователю, что я первый на тебя кинулся, а ты только защищался; если я тебя убью – наоборот. А личный состав роты это подтвердит. Так ведь?
Толпа настороженно молчала. Затем стали раздаваться нестройные голоса, все больше и больше. Гул нарастал и наконец постановили – согласны.
- Последнее слово за тобой, - произнес Елизаров, переводя взгляд на фельдфебеля. – Или все же струсил?
Козлов ничего не ответил, только злобно зыркнул из-под густых бровей и стал расстегивать гимнастерку. Толпа оживилась, стала обступать, образуя круг. Тут же принялись делать ставки. В итоге на Елизарова не поставил никто. Козлов повращал огромными ручищами и сделал несколько наклонов головой, отчего его шейные позвонки громко хрустнули. После этого поднял к могучей груди кулаки и приготовился к бою. Елизаров не спеша снял портупею и аккуратно положил ее на землю, затем опустил руки вдоль тела и стал спокойно дожидаться противника. Ростом он был на голову ниже Козлова и смотрелся на его фоне как ребенок. Но лицо его при этом выражало такую скуку, что казалось, он вот-вот начнет зевать. И от этого Козлов пришел в бешенство.
Несколькими стремительными шагами он преодолел расстояние, отделявшее его от поручика, и нанес ему такой сокрушительный удар кулаком, что окажись на его пути голова Елизарова, она раскололась бы как яйцо. Толпа нервно вздохнула, но головы поручика на прежнем месте уже не оказалось. Сделав резкий нырок вниз, под руку Козлова, Елизаров словно дикая кошка вскочил огромному фельдфебелю на спину. Козлов, увлекаемый инерцией, потерял равновесие и полетел к земле. Во время падения он умудрился повернуться так, что поручик оказался под ним. Всем показалось, что огромная масса фельдфебеля, обрушившись на Елизарова с высоты человеческого роста, превратит его в отбивную. Но скелет поручика оказался невероятно крепок. От удара двух тел о землю поднялись столбы пыли, и борьба продолжилась в буром тумане. Поручик вцепился в тело фельдфебеля руками и ногами, обхватил его могучую шею и принялся душить. Козлов на это даже усмехнулся, сжал своими огромными ручищами предплечья противника, намереваясь развести их в стороны и освободиться, но – не тут-то было. Руки поручика обвили шею фельдфебеля, словно дубовые ветви и чем больше он прилагал против них усилий, тем плотнее они сжимали его горло. В глазах Козлова на мгновение мелькнул страх. Он попытался освободить ноги, но они тоже оказались в западне. Тогда он стал неистово кататься по земле, но и это ему не помогало. Уже начиная хрипеть от удушья, он потянулся рукой назад и вырвал из головы поручика большой клок волос вместе с кожей. Брызнула кровь, заливая поручику лицо, но он будто не чувствовал боли, продолжая свое страшное дело. Теперь в глазах Козлова не осталось ничего, кроме смеси удивления и ужаса. Лицо его налилось кровью и готово было лопнуть, словно переспелый помидор. С каждым мгновением он слабел и рот его, искривленный мукой, делал его похожим на какую-то уродливую громадную рыбину, выброшенную волной на берег. Солдаты затихли и с каменными лицами наблюдали за происходящим. Наконец, все было кончено. Поручик медленно выбрался из-под мертвого тела, отряхнулся и окинул потрясенную толпу каким-то безумным, лихорадочным взглядом. Среди солдат царила гробовая тишина.