- Ба, - воскликнул первый, - не может быть! Вот ведь как судьба повернулась, Алексей Петрович. Уж я и не думал с вами свидеться, и вдруг – нате вам.
Тут он хрипло расхохотался. Его напарник, завершив опустошение карманов Белозерова, недовольно буркнул:
- Чего ты с ним балакаешь, кончай ублюдка и все дела.
- Я тебя самого сейчас кончу, - злобно воскликнул первый и вновь повернулся к Белозерову. - Небось, не узнаете, а?
Алексей Петрович скосил на него глаза и слабо прошептал:
- Корень, ты же на каторге должен лес валить.
- Точно, - обрадовался тот, - но времена, знаете ли, изменились, господин следователь. А вот вы, я гляжу, все такой же.
- Да и ты Корень, не шибко изменился. Куртка вот только на тебе хорошая – кожаная, новая. В темноте ее не видно, зато слышно, как поскрипывает.
Уголовник усмехнулся:
- Я на вас обиды не держу, Алексей Петрович. Взяли вы меня за дело, а когда на меня всех собак стали вешать, заступились. Такое не забывается. Так что вы меня извиняйте за физический ущерб, а вещички мы ваши вернем.
Он повернулся к своему напарнику, который нервно притопывал на месте и оглядывался по сторонам:
- Слышал, что я сказал, Хмырь?
- Чего? – не понял тот.
- Верни уважаемому человеку, что взял, разве я не понятно выражаюсь? – заорал Корень.
Человек по прозвищу Хмырь выругался и стал остервенело вытряхивать свои карманы.
- Узелки-то вяжете еще? – с улыбкой спросил Корень, вновь оборачиваясь к Белозерову.
- Навязался, хватит.
- Ну и правильно.
Корень что-то скомандовал своему напарнику, и оба спешно покинули подворотню. Выйдя на освещенную фонарями улицу, Корень на всякий случай сунул руку во внутренний карман и убедился, что удостоверение сотрудника милиции лежит на месте. От этого рот бывшего уголовника искривился в улыбке.
Вскоре он и его напарник затерялись в лабиринте переулков ночного города.
2
Светлана Ивановна Сандецкая в то утро проснулась раньше обычного. До этого она долго ворочалась и никак не могла уснуть. Чужой дом, чужая жизнь, в которой она поневоле оказалась. Это тяготило ее. Еще недавно все было иначе, все было хорошо, а теперь весь мир перевернулся с ног на голову. Дом разграблен, сожжен, а сама она стала изгнанницей. Настоящее обратилось в пепел и от этого вместо крови по ее венам текла какая-то отрава. Отныне она была вынуждена прятаться в доме Мироновых. Они очень ласковы и добры к ней, хотя и у самих проблем со стог сена. Она старалась помогать им по хозяйству и бралась за любую черновую работу. Иногда, выгребая навоз из сарая, тихонько плакала и вспоминала, как музицировала на фортепиано и читала гостям стихи на французском языке.
Утреннее солнце пробивалось сквозь занавески и в его тонких лучах бесшумно плавали пылинки. Светлана Ивановна поднялась с постели, потянулась. Заглянула в зеркало и, потрогав пальцами припухшие веки, вздохнула. Затем расчесала волосы гребнем, уложила их и скрепила заколками. Надела платье, на плечи накинула вязаную кофточку и вышла через боковую дверь во двор. Трава дотронулась до ее голых щиколоток холодными капельками росы. Из сада, словно сок переспевшей весны, тек аромат цветущих яблонь. Светлана Ивановна закрыла глаза, улыбнулась и с наслаждением вдохнула прохладный утренний воздух. Умывшись из рукомойника, привязанного к дереву, вытерла лицо полотенцем и подошла к изгороди. Некоторое время смотрела на дорогу, исчезавшую в обманчивом утреннем тумане.
- Уже проснулась, милая? – раздался за спиной улыбчивый голос Пелагеи Дмитриевны.
- Доброе утро, - ответила Светлана Ивановна. – Да, что-то не спится. Маята в груди.
- Понимаю, - вздохнула пожилая женщина. – Ты в дом пойди, озябла, небось?
- Нет, на улице хорошо. - Она немного помялась и добавила: - Мне очень стыдно за неудобства, которые я вам доставляю, Пелагея Дмитриевна.