Выбрать главу

Возможно, когда-нибудь человечество достигнет такого уровня совершенства, что законы не придется издавать на бумаге. Они будут прописаны в сердце каждого человека, и тогда не потребуется ни судей, ни адвокатов. Я, если честно, в это не верю. Ведь то же Евангелие и его десять заповедей доступны человечеству уже много столетий, но разве их кто-то соблюдает? Оглядываясь на события прошлого и настоящего, с прискорбием понимаешь, что почти никто. «Много званных, но мало избранных» - так ведь сказано в Писании?

В августе состоялась последняя попытка спасти Россию от развала и анархии. Верховный главнокомандующий, Лавр Георгиевич Корнилов, сменивший на этом посту генерала Брусилова, послал на Петроград войска. Перед ними стояла задача вооруженного захвата революционной столицы, ликвидации анархо-большевистского Петросовета и установления твердой власти до созыва Учредительного собрания[2]. Но председатель Временного Правительства Александр Керенский, этот «заложник демократии»[3], будучи соучастником заговора, в последний момент струсил, поставив личные страхи и амбиции выше интересов государства. Он предал Корнилова, объявив мятежником, а для защиты Петрограда обратился за помощью… к большевикам, которые с его благословения вооружились и создали первые отряды Красной гвардии. Они же, в октябре 1917 года, и поставят жирный крест на политической карьере своего благодетеля. Итак, Корниловский переворот не состоялся, а заслуженный и уважаемый в войсках генерал, несомненный патриот России, оказался дискредитирован, оплеван демократической прессой и помещен в Быховскую тюрьму вместе с другими высшими офицерами, впоследствии составившими ядро Белой армии. И заметим, среди узников никаких «элит» и банкиров не наблюдалось, и уж тем более, никакие элиты их не поддерживали.[4]Демократическому обществу России на них было просто наплевать.

С этого момента события Октября 1917 года были предрешены.

 

[1] Керенский А.Ф.

[2] Хотелось бы напомнить, что в стране после Февральской революции сложилось двовластие. Корниловский переворот был направлен не против Временного Правительства, а против Петросовета, полностью подпавшего к тому времени под власть большевиков.

[3] Так он себя называл.

[4] Как-то раз смотрел передачу «К барьеру», где прозвучала мысль, что Белое движение создали некие элиты. Соглашусь, если имелись в виду элиты русского офицерства. А если речь шла о банкирах и владельцах финансовых корпораций, то с этим я вряд ли соглашусь, особенно, когда читаешь о первых походах армии Деникина, в которые офицеры и кадеты отправлялись в изношенном тряпье и рваной обуви.

Часть 2. Глава 12. Возвращение табакерки

 

                                                                                  1

Об отречении русского Царя Штефан узнал от барона. Эту новость он встретил на удивление спокойно. Единственным чувством, отразившимся на его лице, стало переживание за собственную семью. С течением времени тоска по жене и сыну все больше высасывала его душу, и каждую неделю, при свете керосиновой лампы, он начинал писать Христине очередное письмо. Закончив, откладывал его и долго сидел недвижимо, уставившись в одну точку. Отправить в Россию этот исписанный карандашом клочок бумаги было невозможно и погрустив, Штефан убирал его в ящик комода, который сам же и выстругал из поваленных ветром берез. Надо заметить, зиму он пережил благополучно, законопатив в конюшне все щели и протянув трубы водяного отопления, которые нагревались от самодельной печки. Иными словами, комфорт в его жизни имелся, а вот на сердце покоя не было.

Вскоре до него стали доходить слухи о разложении русской императорской армии и развале фронта. Вот тогда что-то впервые зашевелилось в его опустошенной душе, что-то, напоминающее обиду. Ему трудно было представить, что знамя полка, которое он с гордостью нес вместе с другими, нес через подвиги, победы и трагические утраты, теперь растоптано и повержено в грязь его же однополчанами. Что с ними случилось?  Неужели нужно было до такой степени опускаться, чтобы заслужить себе право на вступление в новую, свободную жизнь, и очищаться от ненавистного, но все же своего, собственного прошлого, словно от липкой грязи .  Доходили слухи и о погромах в помещичьих усадьбах, убийствах зажиточных крестьян и самовольном переделе земель, и от этих слухов в горле у Штефана застревал ком. Барон Майер где-то раздобыл для него православную икону Богоматери, и теперь Штефан каждый день молился перед нею о спасении своей семьи и несчастной Родины.

- Нет, - размышлял он, пытаясь себя успокоить, - отец всегда и всем помогал. Что ж теперь, если он состоял на службе у князя? Убивать его, дом жечь? Все ведь нашим трудом нажито, чужого Федорины никогда не брали. - И тут же вздрагивал: - От зависти могут.