«По-русски говорит», - подумал Штефан.
Ароматный запах жареного мяса мгновенно привел его в чувство. Он открыл глаза и увидел, что лежит на дне какого-то оврага, а прямо над ним склонился обросший бородою мужик, в довольно потрепанной и незамысловатой одежде.
- Сильно ты оголодал, – промолвил он, внимательно разглядывая Штефана.
Штефан ничего не ответил и уставился в ту сторону, откуда шел запах еды. Там, над потрескивающими углями жарилась аппетитная курица. Он слышал, как жир с шипением капал в огонь и от этого восхитительного звука у него сводило судорогой живот. Возле костра лежал вещевой мешок незнакомца, а в траве виднелся ворох выщипанных перьев. Мужик тем временем достал из дырявого сапога железку, напоминающую по форме нож, и ткнул ею в курицу. Убедившись, что мясо достаточно прожарилось, он снял ее вместе с вертелом, представлявшим собой заточенную с одного конца ветку, положил на старый пенек и принялся разделывать. Штефан жадными глазами следил за ним, с трудом удерживаясь от желания схватить дымящийся ароматный кусок.
- Иди, ешь, - позвал его незнакомец.
Второго приглашения не потребовалось. Штефан, забыв обо всем, метнулся к пню и рухнув перед ним на колени, принялся жадно рвать зубами мясо. Он даже не ощутил боли, когда горячие куски обожгли ему губы и пальцы. Мужик, напротив, ел медленно и тихонько посмеивался в бороду, глядя как Штефан уничтожает свою долю. Дождавшись, пока тот немного насытится, он спросил:
- Не в Россию ли путь держишь, братец?
Штефан кивнул, продолжая жевать.
- А тебя, часом, не Степаном зовут?
Обглоданная куриная нога замерла в воздухе. Штефан за два года настолько привык к своему немецкому имени, что уже отвык от своего, родного. Тем не менее, это было оно. В его душе словно прорвало плотину. Он вновь вспомнил последнюю свою ночь перед отправкой в армию, ощутил себя дома, на родине. Он словно вернулся в самого себя, живя последние годы только телом, пустой оболочкой, в то время как душа его постоянно где-то скиталась. Он вновь обрел поблекшие для него краски, звуки и запахи мира.
Вряд ли незнакомец сумел прочесть это в его глазах, тем более, что Степан отвел их в сторону, пряча навернувшиеся слезы. Утерев лицо грязным рукавом, он пристально вгляделся в незнакомца.
- Не признаешь, Федорин?
- Нет, не узнаю.
Он всматривался в его заросшее лицо и чувствовал, что этот человек несомненно причастен к его прошлой жизни, его судьбе.
- Помнишь, «шкура» Козлов со своими дружками «темную» одному солдату устроил?
Степан тут же вспомнил и лицо его просветлело.
- Захаров, Игнат? Ты тогда дежурил, и шум устроил, будто проверяющий по полку пришел.
- Точно, - обрадовался тот.
Они бросились друг к другу и обнялись, как братья.
- Живой?
- Поживее тебя, - засмеялся Игнат.
- Слушай, а как я тут оказался?
- А, - улыбнулся Игнат, вынимая из кармана пачку табака и скручивая цигарку, - это я тебя сюда приволок. Иду, значит, смотрю – деревенька на пригорке раскинулась. Посмотрел издали – собак не видать. Ну, думаю, наведаюсь потемну, может, съестного чего добуду. Подкрался к ближайшему сараю, а возле него ты лежишь. Смирнехонько так, ручки на груди скрестил, будто к ангелам в гости собрался. Послушал, дышишь. Я в сарай, выбрал самую жирную курицу, голову ей отвернул и зерна еще по карманам рассовал. Потом уже тебя на спину взвалил и сюда.
- Так ты эту курицу украл?
- Нет, взаймы взял, - усмехнулся Игнат. - Ну чего ты, Степан, как ребенок. Как же ее не украсть? Жрать – то хочется, а просто так кто ж ее тебе отдаст?
Степану пришлось с данным фактом смириться. Дальше они пошли вместе. Игнат тоже возвращался из немецкого плена. Оказалось, последний год он работал и жил в том же лагере, что и Степан (пока его не забрал к себе барон Майер). На принудительных работах Игнат сильно подорвал здоровье. Дело в том, что под занавес войны немцы полностью израсходовали людские резервы, поставив под ружье всех, кого только можно. И тогда на долю военнопленных выпали самые тяжелые испытания. Их заставляли сутками напролет рыть траншеи, строить укрепления и добывать уголь в шахтах. Голодные, грязные, измученные они жили только верой в то, что когда-нибудь этот кошмар закончится и они смогут вернуться домой. Степан, слушая невеселый рассказ Игната Захарова, угрюмо помалкивал, опасаясь с его стороны осуждения – ведь последние два года он провел в усадьбе немецкого барона. Но Игнат, как выяснилось, за Степана был только рад.
- Я тебя хорошо знаю, - заявил он. – Тебе вон, курицу стыдно было украсть, так чего ж об остальном говорить. Повезло, ну и слава богу, стыдиться тут нечего. А ты знаешь, сколько подлецов пригнали в наш лагерь за последний год? Сами сдавались, без боя, да еще и гордились этим. Агитацию среди заключенных устроили, мол, теперь народ в России сделался свободным, война была начата царем, а теперь его нету, а значит, и воевать было незачем.