Тело девушки на подводе[3] привезли в деревню. Выглядела она как живая, ничего у нее не обгорело, вот только сарафан на груди изорвался. Долго в округе толковали об этом случае, и следует заметить, некоторые считали, что поделом, дурёха получила: нечего было на себя беду кликать. Но больше всего дивились, как молния не поубивала и подруг несчастной, ведь те находились совсем рядом. Одним словом, у деревенских жителей имелся перед грозою первобытный страх, местами переходивший в ужас. Даже мать Степана, заслышав вдалеке гром, спешно обходила избу с иконой Николая Чудотворца и осеняла ею все окна, а потом ложилась на пол вниз лицом. И покуда сверкала молния, никакими уговорами и мольбами поднять ее оттуда не представлялось возможным.
Между тем подул ветер и крупные капли дождя шлепнулись Степану на лоб. Он понял: стихии не миновать. Где-то совсем неподалеку сверкнуло, и уже через несколько мгновений раскатами откликнулся гром. Нужно было искать укрытие. По правую руку виднелась березовая роща, слева – лощина[4], перетекающая в овраг. Неожиданно, в небе словно что-то прорвалось, и ливень с нарастающим шумом обрушился на землю, за считанные мгновения превратив её в грязные потоки воды. В сгустившейся темноте изломанно сверкнула молния, за ней ещё и ещё. Юноше почудилось, что они вылетали прямо из преисподней. Оглушающий треск разрываемой небесной ткани и яростные порывы ветра сбили его с ног и швырнули в грязное пузырящееся озеро. В тот момент ему впервые в жизни сделалось страшно. Молнии засверкали, будто огненные клинки в руках танцующего дьявола. Степан с трудом поднялся и побрел в сторону лощины, почти ничего не видя в плотной пелене дождя и брызг. Грязь тяжелыми комьями облепила ноги, и он с силой выдергивал их из вязкой почвы. Несколько раз падал, затем долго полз на четвереньках. Губы сами собой бормотали какую-то молитву. Наедине со стихией, отрезанный от всего живого толстыми и холодными стенами дождя, Степан впервые познал чувство одиночества и то, насколько хрупка человеческая жизнь. Случайное попадание молнии и всё, чему он обучался с малых лет, могло навсегда исчезнуть. «Нет, - лихорадочно думал он, - этого не произойдет. Иначе, зачем тогда всё было?»
Но надо ли искать смысл своего бытия или его не существует? Может человеку следует просто жить, как того требует его эпоха и время, не задаваясь вопросами, на которые вряд ли кто ответит, а когда подойдет смерть - принять ее как должное? Степан, как и большинство людей на Земле, не был готов умереть здесь и сейчас. Когда-нибудь, чуть позже, через десять лет - но, не сейчас. Вот поэтому его волю и разум сковывал страх, и он полз, полз, пока кубарем не покатился куда-то вниз. Пролетев несколько метров, он зацепился штаниной за толстую ветку и только благодаря этому не очутился на дне оврага, в котором бурлила и куда-то неслась буйная река. Под кустом имелось небольшое углубление, вроде норы, и Степан заполз туда. Его лихорадило, и он не знал: от холода это или от страха. Над оврагом бесновались молнии, жуткий грохот перекрывал шум дождя, но теперь Степан чувствовал себя в безопасности. В то же время, что-то больно упиралось в ребра и повернувшись, он увидел, что из грязи на него с упреком смотрела щучья голова. «Прямо как в сказке про Емелю», - подумал он и нервно рассмеялся. После этого на сердце стало как будто легче. Степан почувствовал себя таким же храбрым, как ветхозаветный Ной, переживший всемирный потоп. Подобное чувство геройства иногда присуще молодым людям, особенно если опасность уже миновала или изначально являлась плодом их воображения. Но не станем осуждать Степана раньше времени, ведь впереди его ожидала непростая судьба, полная приключений и куда более суровых испытаний.
4
Гроза убывала, и Степан обрел способность оценивать ситуацию. Оказалось, не так уж все и плохо: да - он насквозь вымок, вымазан с ног до головы грязью, где-то потерял удочку, но зато жив и вполне себе здоров. Кроме всего прочего, щука и нож находились при нем - чего же еще желать? Дождь слабел, небо понемногу прояснялось, а раскаты грома стихали. Можно было выбираться, и Степан принялся карабкаться наверх. Первая попытка окончилась неудачей: трава скользила, и он скатился на прежнее место. Тогда, недолго думая, Степан срезал толстую ветку и изготовил два колышка. По очереди загоняя их в землю и подтягиваясь на руках, он сумел выбраться на волю.