- Светлана, - прошептал Алексей Петрович, - нам надо собираться.
Она отстранилась от него, не разжимая объятий, и он встретился с ее взглядом – пронзительным и молящим. Ее веки припухли, а у губ образовались морщинки. Она тут же опомнилась и отвернулась:
- Я, наверное, очень некрасивая сейчас, - дрожащим, сорванным голосом, произнесла она. – Не хочу, чтобы ты видел меня такой.
Белозеров улыбнулся.
- Ты всегда была и будешь самой красивой женщиной на свете.
- Зачем ты обманываешь? – ласково спросила она.
- Что ты, нет, - он снова прижал ее к себе. – Разве я могу сказать тебе неправду?
- Ну что ж, ладно, - улыбнулась она. - И все же, старайся на меня не смотреть, пока я не приведу себя в порядок.
- Нам нужно собираться, - словно не услышав ее, повторил Белозеров, освободился от объятий жены и осторожно выглянул в окно.
Напротив, через дорогу, ошивались два подозрительных типа. Особо не таясь, они лузгали семечки и поглядывали на окна его квартиры.
- Я так и знал. Через черный вход нам тоже не уйти, наверняка следят и за ним.
- Что же нам делать? – в отчаянии воскликнула Светлана Ивановна.
- Попробуем что-нибудь придумать, - сказал Алексей Петрович и улыбнулся, открывая шкаф, которым уже очень давно не пользовался.
4
Когда стало смеркаться из подъезда вышли двое. Одноногий бородатый старик в старой потертой шинели и на костылях, ковылял впереди. За ним горбатая старуха, закутанная в серый шерстяной платок, в дырявом пальтишке и валенках. В правой руке она держала большую плетеную корзину, которая волочилась по снегу. Чекисты, наблюдавшие за домом, стали к ним приглядываться.
Старик между тем направился прямо к ним.
- Сынки, - с надрывом и растягивая слова, воскликнул он. – Не найдется табачку для ветерана русско-турецкой войны?
Тут он наклонил голову, указывая носом на медаль с крестом на полумесяце, которая одиноко висела на его груди.
- Вы откуда такие красивые нарисовались? – в свою очередь, задал ему вопрос один из чекистов.
- А мы это… живем тута с бабкой.
- Чего-то я вас раньше не видел, - прищурившись, произнес второй чекист.
- Так мы в каморке своей округлыми сутками сидим. Ходить-то нам чижело, милый. Вона, посмотри.
Старик повернулся и сначала указал пальцем на культю, а затем на темное чердачное окошко:
- Тама и живем. А табачку-то дадите, а? Сынки!
- А в корзине чего?
- Да тряпки, - старик рубанул по воздуху ладонью. - Старуха у меня штопать да вязать уж больно способна. Вот, наделат платьев каких и торговцам знакомым снесет. Тем и кормимся, я-то ни на что не годный.
И как бы в подтверждение своих слов, он скрипнул костылями.
Один из чекистов вынул из пачки папиросу и протянул деду.
- На, держи. И давайте, дуйте отсюда.
- Вот благодарствуйте, - закивал головою старик, разминая папиросу грязными пальцами. – Вот спасибо, милай.
Бабка, ожидавшая в сторонке, что-то недовольно пробурчала, взяла корзину и потопала дальше. Одноногий старик, с папиросой в зубах, поковылял за нею. Чекисты поглядели им вслед, усмехнулись и снова уставились на окна Белозеровской квартиры. Там по-прежнему горел свет.
Петляя переулками, дед с бабкой добрались до распахнутых чугунных ворот, за которыми виднелся заброшенный дом. Фонтан посреди двора был занесен снегом, а воздух пахнул керосином.
- Бедные, - прошептала старуха, глядя на безголовые статуи, стоявшие в нишах домовой стены.
Они вошли в подъезд. Здесь было ничуть не теплее, но старик потянул за скрытую от глаз веревку, и из-под шинели чудесным образом появилась недостающая нога. Некоторое время он массировал ее, затем расстегнул пуговицы шинели, и тут же исчезло его пузо, превратившись в плотно упакованный сверток. Подобные превращения случились и со старухой. Она сбросила горб и выпрямилась.
- Переодеваемся и на вокзал, - произнес Алексей Петрович, отлепляя бороду. – Скоро они поймут, что их обманули.
Его слова гулким эхом отскакивали от стен подъезда. Светлана вдруг расхохоталась.
- Мы станем неплохой парой, если доживем до старости, - сказала она. - Потом добавила, но уже с грустью: - Вот и ты потерял свой дом. Теперь мы оба как перекати-поле.