- Ничего, - бодро ответил Алексей Петрович, подавая ей пальто, сложенное в корзине вместе с другой одеждой. – Все обязательно наладится.
Все, что они взяли с собой – это документы, фамильные драгоценности Светланы Ивановны, деньги и некоторые вещи, которые смогли унести. Дело профессора Воронова Алексей Петрович тоже взял с собой. Зачем он с ним до сих таскался, он и сам толком не знал. Но что-то подсказывало ему - точку в нем ставить пока рано. Не давал ему покоя и этот русский солдат Степан-Штефан. Дочка Алексея Петровича рассказывала, что скорее всего он попал в окружение, а значит вполне мог остаться на территории Германии. Отсюда в строке напротив и мог появиться загадочный барон Майер.
С билетами проблем не возникло, но отправление поезда задержалось на три часа. Ожидание тянулось бесконечно. Наконец, тронулись. Путь уже не казался таким тревожным, движение немного успокаивало. Вагон был набит до отказа, и внутри стояла невыносимая духота от запаха человеческих испарений и табачного дыма. Несколько раз состав останавливался посреди пустынной местности. По вагону проносился шепот, что разыскивают сбежавшего Керенского, но Алексей Петрович подозревал, что не только его, потому что повсюду, на станционных столбах и досках висели написанные от руки, порой очень коряво, объявления о розыске генерала Корнилова и некоторых других офицеров, бежавших из Быховской тюрьмы. Никто тогда еще не знал, что вскоре, над землей вновь взовьется национальный русский флаг, возвещая о рождении на Дону Белого Движения...
5
Время, свернутое в тугой клубок, стало стремительно разжиматься. За спиной оставалась бурлящая событиями жизнь, расследования жестоких убийств, годы потерь и счастливых обретений. Первая Мировая давно закончилась, Гражданская война подходила к концу, а по всем фронтам шло победоносное наступление Красной Армии.
Однажды, ранним утром русский корабль, подняв над морской водой французский флаг, издал прощальный гудок и отчалил от причала Севастополя. Алексей Петрович Белозеров, его жена, дочь и престарелые родители покойной супруги Ольги, долго и тоскливо смотрели, как за бортом медленно таяла полоска родной земли, а разбросанные вдоль берега огни тщетно пытаются пробиться сквозь пелену тумана. Людей на палубе было много. Все они выглядели печальными. Говорили тихо и мало, словно на похоронах. Иногда среди плеска волн и дуновений ветра раздавался чей-то вздох или русская речь. Где-то плакал ребенок. Погода между тем портилась. Начал моросить мелкий дождик, и пассажиры стали расходиться по своим каютам. И только Алексей Белозеров и его супруга еще долго стояли под зонтом, вглядываясь вдаль. Вскоре Крымский берег исчез окончательно.
- Неужели мы никогда уже не вернемся? – едва сдерживая слезы, спросила Светлана Ивановна.
- Ну что ты. Не может же все продолжаться бесконечно?
- Да, но хватит ли нам отпущенных лет?
Белозеров ничего ей не ответил и только покрепче обнял. Перед его глазами возник образ Ольги. Она грустно улыбалась ему. Потом вспомнился Егор Прохорович и его жена, Елизавета Леопольдовна. Они что-то показывали ему рукой через вагонное стекло, когда их поезд тронулся, увозя на родину, в Тверскую губернию.
А за туманами, скрывавшими сотни морских миль, Алексея Петровича и его семью ожидало новое, неведомое будущее.
[1] Контра- это контреволюционер.
[2] ЧК - это сокращение от ВЧК: Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Часть 2. Глава 17. Недолгая любовь
1
Степан болел тяжело, но постепенно хворь отступала. Землю между тем укрыло снегом, и он стал понемногу выходить из дома. Сидел на лавке, с удовольствием вдыхая свежий воздух и щурясь на искрящийся под солнцем снег. В бекеше было тепло. Однажды взялся за топор и принялся колоть дрова, почуяв, что утерянные до поры силы начали возвращаться. Настасья в то утро вышла на улицу развесить белье, остановилась и стала им любоваться. «Моим будет» - подумала она, и сердце от этой мысли обдало жаром.
- Ты чего? – заметил ее Степан.
- Да так, ничего.
Она по-лисьи улыбнулась, стрельнула из-под бровей и пошла, высоко задрав подбородок и качая бедрами. Степан невольно прильнул к ней взглядом, а опомнившись, зарделся, и принялся махать топором с удвоенной силой. Давно уже не знал он женской ласки, и оттого тянуло его к Настасье. Она сумела поднять его на ноги, и когда он метался в бреду, всегда была рядом: кормила, как маленького, с ложки, отпаивала отварами, мыла, обстирывала. И он, мучаясь совестью из-за далекой и незримой Христины, все больше оказывался в плену нескромных желаний. Настасья тоже изнемогала, долгие месяцы не зная мужчины. Сначала она выхаживала Степана из жалости, но со временем стала смотреть на него, как на своего мужа.