Выбрать главу

Снова в избе повисло молчание.

- Что ж, Настасья, - вздохнул Степан, - мне пора.

Он подошел к пацанятам и потрепал их за вихры.

- Слушайтесь мамку, помогайте ей. Она у вас самая лучшая и ближе ее никого нет на свете. Ты, Петр, в следующем году иди учиться. Будешь стараться - большим человеком станешь. Ну а ты, Федот, останешься в доме за мужика.

Сказав это, он обернулся к Настасье. В ее глазах дрожали слезы.

- Проводишь? – с надеждой в голосе, спросил он.

Она ничего не ответила, встала, скрипнув половицами, прошла в сени. Он последовал за нею. Едва он прикрыл за собою дверь, как очутился в ее крепких объятиях. Она жадно припала к его губам, и так они простояли довольно долго. Но все рано или поздно кончалось.

- Не забывай меня, Степан, - прошептала она, обжигая его щеку горячим дыханием.

- Я никогда тебя не забуду.

Она вздохнула, прикрыв глаза.

- Куда ты поедешь?

- Далеко… Но сначала навещу могилу Игната.

- Ну что ж, храни тебя Бог!

- И тебя, - ответил Степан, отстраняясь от нее.

Он по-военному развернулся на каблуках и стремительно вышел из избы.

Через минуту дорога запылила под копытами его скакуна. Вокруг всадника простиралось новое время, и вспоминать о былом ему не хотелось. От недавнего прошлого, походившего на кошмарный сон, хотелось скорее умчаться прочь, и всадник то и дело давал коню шпоры. Даже память о старом доме, по которому он так тосковал все эти годы, связывала его уже с будущим.

Там жили его мать и отец.

Там рос, становясь мужчиной, его сын.

Там ждала его Христина.

Там начиналась его новая жизнь.

 

[1] Барон Врангель принял командование армией Юга России после отставки Деникина.

Часть 2. Глава 18. Новая жизнь

 

                                                                               1

С весною жизнь на селе пробуждается, оттаивает вместе со снегом, расплетает косы звонких ручьев. На реке трещит лед, затем ломается и студеная вода несет его вниз по течению. Небо наполняется птичьими голосами и будит солнце, которое потягиваясь и зевая, поднимается над бесконечными просторами полей, касаясь влажной земли теплыми золотистыми лучами.

Степан вышел на крыльцо и радостно втянул необыкновенно свежий, наполненный весенними запахами, воздух. Он дома! Только от одной этой мысли у него кружилась голова. А тут еще весна. Степан задрал голову и долго смотрел, как высоко в синем небе летит утиная стая.

О том дне, когда поздним вечером он вступил за околицу родного села, вспоминалось с радостью и грустью. Все вокруг несло печать разрухи и запустения. Не пела у реки гармонь, на улице не слышалось песен и девичьего смеха. Многие избы, в которых когда-то текла жизнь, стояли теперь с заколоченными окнами и по пояс в сухом бурьяне. С тревогой Степан вглядывался в темноту, и сердце его часто заколотилось, когда в окнах родного дома он увидел слабый огонек. Он тихонько постучал в стекло, а в ответ шевельнулась занавеска.

- Христина, это я, Степан, - произнес он, увидев лицо жены.

Она охнула, схватилась за сердце и исчезла в глубине. Пока он выбирался из огорода, увязая в мокрой земле, звякнул откидываемый крючок, и дверь со скрипом распахнулась. В черном проеме виднелся едва различимый силуэт.

- Степан, - крикнула она и больше не смогла ничего сказать.

Ее качнуло. Он подхватил ее и она, уткнувшись лицом в его грудь, затряслась в надрывном плаче. Темнота в избе, тем временем, зашевелилась. Послышался шорох и голоса, и вот за спиной Христины, освещенная светом масляной лампы, возникла испуганная мордашка подростка. Хлопая сонными глазами, он уставился на Степана, который сквозь слезы ему улыбался.

- Батя, - вскрикнул он и кинулся к отцу.

Тот одной рукой прижал и его. Так, обнявшись, они простояли целую бесконечность. Вышла, опираясь на клюку и слеповато щурясь, мать. «Как же она состарилась» - с горечью подумал Степан.

- А где отец? – спросил он.

 Ему никто не ответил и лишь спустя некоторое время рассказали, что Алексея Ивановича больше нет.

- Мы тебе писали на фронт, - трясущимися губами, пробормотала мать. – Но не знали, доходят ли письма.

После Февральской революции в деревнях началось что-то невообразимое. Повсюду громили помещичьи имения, захватывали земли. Семье Федориных досталось за то, что Алексей Иванович когда-то состоял на службе у князя. Толпа разъяренных мужиков, некоторые из которых дезертировали с фронта, ворвались во двор. Чуя безнаказанность, дарованную революцией, налетчики вычистили амбар и увели всю скотину. Алексей Иванович сильно ругал разбойников, но поделать ничего не мог. Напоследок, негодяи подожгли сарай. Чудом пламя удалось потушить, иначе оно грозило перекинуться и на дом. Комиссар временного правительства только беспомощно развел руками. Алексей Иванович, сидя перед ним на стуле, так и умер от внезапного сердечного приступа. Тут еще кто-то подсказал Федориным поменять царские деньги на «керенки». Так и поступили. Керенками, многие из которых были нарезаны ножницами, забили весь сундук, но их стремительное обесценивание превратило когда-то зажиточную семью в банкротов. В это же время умерла мачеха Христины, Марина Петровна, а за ней ушел и отец. Он зашел в хлебную лавку и видно уже тогда с ним случился удар. Он не совсем понимал, что говорит, поэтому заказал напечь ему двадцать пудов хлеба. Пекарь удивился и переспросил: