- Спасибо вам, Николай Ефимович, - сердечно поблагодарил Степан. – Век вас не забуду.
- Поспешай, поспешай милый, - обнимая его, ответил председатель. – Ради памяти твоего отца, Алексея Ивановича, я решился на это. Золотой был человек, мир праху его. - И добавил строго: - Что бы ни случилось, этого разговора между нами не было.
Степан шел домой и думал. Как бы ни казалась бездушной государственная машина, а все же состояла она не только из железных шестеренок, но и из живых людей. В этом заключалась ее сила, и ее слабость. И порой от решения только одного человека, его совести, а порой даже настроения, могла переломиться или продолжить тянуться вдаль чья-то судьба. Если измерить председателя колхоза государственной мерой, то выходило, что он являлся врагом трудового народа и предателем, а если измерить мерой божьей, то получалось, что поступил он по совести, как и полагалось любому человеку.
Подходя к дому, Степан увидел под дверью белый бумажный прямоугольник. Оглянулся по сторонам, но вокруг никого не было. Тогда он медленно развернул его и вздрогнул. Там было написано: «Положи в табакерку медный пятак». Степан еще раз оглянулся, разорвал записку на мелкие клочки и вошел в дом. «Кто бы это мог быть? – думал он. – Поручик Елизаров? Нет, это невозможно. И зачем класть в табакерку медный пятак»? Времени на размышления у него не было. Войдя в дом, Степан рассказал матери и Христине о разговоре с председателем. Распорядился, чтобы потихоньку собирали все необходимое в дорогу. Зашел в чулан и достал из тайника табакерку. Подул на нее, очищая от пыли, и спрятал в карман.
- Ты куда? – в дверях стояла растерянная Христина.
- Поеду договариваться насчет лошади к брату, в Егорьевку. Вернусь потемну. Будьте готовы.
Константин, заведовавший в Егорьевке конюшней, удивился.
- Ты чего перевозить собрался, Степан? Почему в своем селе подводы не возьмешь?
Степан долго не решался ему рассказать, но в конце концов, признался. Константин побледнел.
- Как же так, брат? И лошади-то у меня колхозные, учтенные.
- Выручай, больше мне обратиться не к кому, - взмолился Степан и полез за пазуху. - Вот деньги, хватит как раз на новую лошадь. А у меня уже времени нет цыган искать.
Константин денег не взял.
- Когда же тронете? – спросил он.
- Сегодня ночью, - ответил Степан, надевая на голову лошади недоуздок, сплетенный из веревки. - Ты за домом присмотри. Может, сына со снохой туда поселишь. Пускай живут, а то у тебя в избе небось тесно.
На прощанье крепко обнялись.
- Еще свидимся, брат, - сказал Константин.
Степан махнул ему рукой и повел лошадь в поводу…
На землю опускались сумерки. Уже за околицей, возле небольшой рощицы, Степан вдруг остановился. Отойдя в сторону от дороги, привязал лошадь к березе и осмотрелся.
- Годится, - прошептал он и, вынув из сапога нож, стал копать.
Ему вспомнились сражения в полях Восточной Пруссии, поручик Елизаров и казак Мирон. Не сном ли все это было? Что теперь стало с его боевыми товарищами? Достав табакерку, он уже хотел завернуть ее в тряпицу, но вспомнил про записку, найденную под дверью. Немного подумав, вложил внутрь табакерки медный пятак, поместил ее в тайник и утрамбовал землей. На коре дерева сделал засечки.
- Я вернусь, вернусь, - прошептал он.
Он так и не понял, какая тайна скрывалась в этой табакерке, и только чутье подсказывало ему, что в его руки она попала неспроста. Расстался он с ней нелегко. Мешала светлая память о поручике Елизарове и Мироне. Вместе с табакеркой он закопал в землю несколько тяжелых, но правдивых лет своего прошлого.
4
На Петрозаводском заводе, куда Степан устроился работать, все время стояла сырость, а по цеху гуляли сквозняки. Через некоторое время ему поручили руководство группой американских специалистов, приехавших на кипучие стройки СССР из-за «великой депрессии», охватившей экономику США. Иностранцы были поражены его конструкторскими и инженерными талантами.
- Где ты всему этому научился, Степан?
- В царской гимназии, - отмахивался он.
Его с удовольствием приняли в бейсбольную команду, и вскоре он превзошел в этой игре многих американцев. Научился ремонтировать фены и кофемолки. Начал слушать джаз. Христина смотрела на него и не переставала удивляться.