- Глянь-ка, Муляновы разругались! Видно, снова корову не поделили!
6
Сани со сватами еще не въехали в пределы Белогорки, а изгородь вокруг дома невесты уже облепили любопытные соседи - воистину, слухи в деревнях опережали ветер. Ни для кого не являлось секретом, что Христина в девках засиделась, потому и галдели теперь громче обычного, обсуждая приезд сватов. После подобных событий разговоры и пересуды продолжались, как правило, всю зиму и до самой весны, пока не начиналась страда[8]. Между тем, Степан с отцом прибыли в назначенное место и уже вылезали из саней. Неторопливо поднялись на крыльцо: там их встречали родители невесты. Витиевато рассказав о цели своего визита, оба Федориных прошли в дом. Как положено, перекрестились на образа, стоявшие на полке в Красном углу, после чего были приглашены к столу. На узорной скатерти возвышался самовар, вокруг которого, словно по волшебству, стали появляться тарелки с закусками. Степан осмотрелся: горница показалась светлой и просторной. Возле печного угла, на ворохе соломы, лежал теленок и глупо таращился на муху, ползающую по окну; под столом с деловым видом прогуливался цыпленок. Иными словами: повсюду царили чистота и порядок.
Из боковой комнаты неслышно вплыла Христина с подносом. На нем лежал белый рушник с замысловатой вышивкой.
- Сама, сама рукодельничала, - закивала на дочь мачеха Христины.
- Гоже, – похвалил отец Степана.
Невеста выглядела необычайно красиво в праздничном сарафане. «Худощава, но бедра широкие – детишек народит», - подумалось Алексею Ивановичу. Волосы Христины были расчесаны и заплетены в длинную косу, голову венчал тонкий резной ободок, украшенный разноцветными бусами. Несмотря на румяна, на лице ее проступала бледность, выдающая волнение. Проделав путь от двери до стола, она так и не осмелилась поднять головы и взглянуть на прибывших гостей. Её опущенные ресницы изредка вздрагивали, словно крылья бабочки, усевшейся на цветок. Отец Степана внимательно наблюдал за невестой и видимо, остался доволен ее статью и плавной поступью; чтобы не приметили хозяева, искоса посмотрел на сына и одобрительно кивнул. Когда невеста вернулась в свою комнату, приступили к обсуждению главного вопроса.
- Товар нам по нраву пришелся, - с ходу заявил Алексей Иванович, оглядывая по очереди всех присутствующих. – Вот только залежался отчего-то! Хотелось бы узнать причину.
Сказав это, он хлопнул себя по коленям и, прищурившись, хитро уставился на отца Христины.
-Купцов-то немало в округе шаталось, - спокойно отвечал тот, - все, видишь ли, грамотны, и невесту им такую же подавай, а дочь моя ни читать, ни писать не умеет. Имя свое она, конечно, накарябает, а до сей поры большего от нее и не требовалось. Девка она умная, смышленая - придет нужда, и грамоте обучится. А пока домашние хлопоты время у нее отнимают, вот на учёбу и не остается. И животина на ней, и уборка в доме, и стряпня, и в поле работает наравне с мужиками. Да и на кой черт сдалась ей эта грамота? Вот сын твой, Степан, в гимназии учился. Коли станет мужем моей дочери, так и напишет за неё, чего потребуется: на то он и муж. Зато в доме и печь будет истоплена, и корова подоена, и белье выстирано. Ну и ласка женская будет: и так ясно, что заждалась девка мужа.
Тут Дмитрий Иванович загадочно взглянул на Степана. Тот зарделся и от смущения вперил глаза в пол.
- Что ж, ладно, - будто нехотя произнес Алексей Иванович. – Давайте обсуждать размер приданого.
И вот тут дело встало. Не сговорились на одной лошади, которую отец Степана требовал прибавить к двум десяткам овец и отрезам дорогих тканей.
-Поговорили хорошо, гоже поговорили, - не унимался Алексей Иванович, - но кобылку вы все же добавьте!
-Нет! - отец Христины разводил руками и упрямо тряс бородой, хотя взгляд жены в это время метал молнии.
-Тогда не договорились! - отец Степана быстро встал, чуть не опрокинув лавку и, не глядя по сторонам, устремился к двери.
Бледный, как мел, Степан, поспешил за ним. Ошеломленный, он не мог поверить в то, что случилось. Земля зашаталась под его ногами, и он едва не упал, споткнувшись о порог. Всё исчезло, кроме широкой спины отца, который, ворча в бороду, быстро шагал к саням.
О круп лошадки хлопнули вожжи - тронулись. По дороге оба молчали. Солнце для Степана померкло, а снег сделался черным. Наконец, он не выдержал:
-Батя, вертай оглобли!
-Это с чего? - сердито ответил тот.
-Полюбилась она мне, сильно полюбилась! Что же ты… из-за какой-то лошади! Поворачивай или выпрыгну!