- Не боись, барин, вмиг домчимся!
Уже на пороге к Белозерову подскочил Егор Прохорович:
- Алексей Петрович, живо дуйте к частному приставу[2], он вас уже час дожидается. Вас обоих вызывают к обер-полицмейстеру[3]. На автомобиле поедете, - подмигнул он, и тут же зашептал, - чего случилось-то, не знаете?
-Все просто, - ответил Белозеров, на ходу снимая перчатки и отряхивая пальто от снега, - звонили из царской канцелярии и разыскивали профессора Воронова. Он сегодня не явился на прием к Государю Императору.
Егор Прохорович остался там, где его настигли последние слова. Даже когда надворный советник входил в кабинет начальника отделения, тот все еще стоял с открытым ртом, что свидетельствовало о его крайней степени изумления. Забегая вперед, отметим, что данный эпизод ещё не раз вспомнится Алексею Петровичу, вызывая у него грустную ностальгическую улыбку.
[1] Архипелаг в Северном Ледовитом океане. Открыт в сентябре 1913 года.
[2] Начальник участка.
[3] Начальник полиции города.
Часть 1. Глава 6. Семь Неизвестных
Мы видим что-либо только тогда, когда изображения этого появляются на сетчатке наших глаз, но даже эти изображения мы не воспринимаем, пока они не вызовут электрические импульсы в наших нервах и наш мозг не получит и не поймет эти импульсы.… Все, что мы воспринимаем, может быть иллюзией или сном: как-никак, иллюзии и сны – обычное дело.
Дэвид Дойч (британский физик-теоретик, один из пионеров в области квантовых вычислений).
Чугунные ворота, ведущие во двор, стояли распахнутыми настежь. Давно уже умер старый дворник, который обычно сидел возле на лавке и, покашливая, спрашивал у незнакомцев о цели визита. Фонтан посреди двора уже не рассыпал вверх искрящиеся брызги и покрылся ржавчиной. Окна лавок и мастерских, располагавшиеся когда-то на первом этаже, были наглухо заколочены, а статуи в нишах пожелтели от сырости. Тяжелое чувство одиночества и пустоты овладевало всяким, кто оказывался в этом дворе. Казалось, что сами тени прошлого наблюдали за незваным пришельцем из-за треснутых оконных рам.
- Что ты забыл здесь, чужак? – шептали они, цепляясь сухими ветками деревьев за ограду, а ветер вторил им скрипом ржавых петель. – Убирайся отсюда! Это наш двор, наша жизнь. Проваливай на улицу – она для всех! Она для таких, как ты!
Стоял пасмурный зимний день. Во двор быстрым шагом проследовал молодой человек в сильно поношенном пальто и сбившейся набок шапке. Он сутулился от проникающей под одежду стужи и все время дул в загрубевшие ладони. Каблуки его старых сапог скрипели и безжалостно крошили осколки ледяных сосулек, нападавших с козырька крыши. Миновав двор, он неожиданно остановился и обернулся на ворота. Убедившись, что слежки нет, обошел дом и отворил перекошенную дверь черного входа. В подъезде снял шапку, осмотрелся - в тесном пространстве расползался мрак, и только узкий столб бледного света падал откуда-то сверху в лестничный пролет.
В тот же момент в незнакомце произошли перемены, и даже темнота не могла скрывать их более. Сальные волосы, местами торчавшие, подобно жухлой траве, сами собой расчесались и приняли форму модной стрижки. Куда-то исчезли мозоли с ладоней, пальцы рук побелели и вытянулись - на одном из них сверкнул золотой перстень с драгоценным камнем. Лицо разгладилось, приобрело правильные черты и здоровый цвет. Горбатый нос выпрямился, шумно втянул воздух, пахнущий ветхостью и мышиным пометом, и с отвращением фыркнул.
- Нельзя было почище место выбрать? - вырвалось из тонких надменных губ незнакомца.
-Я все слышу, Марк, - раздался скрипучий голос сверху, - поднимайся.
Молодой человек театрально отвесил поклон, выражая тем самым учтивость и готовность подчиниться. Одежда его, между тем, также претерпела изменения: под ветхим пальто обнаружился фрак, а вместо рваных сапог нарисовались черные лакированные туфли. Марк стал не спеша подниматься. Лестница заскрипела под каблуками, и звук этот весьма походил на голос, позвавший его. Молодой человек шел, брезгливо морщась и стараясь ни к чему не притрагиваться. Наконец, он оказался на верхней площадке, снял пальто, положил его на перила, а сверху устроил свою облезлую шапку. После этого стал пристально осматривать стены, отыскивая дверь. Если бы он не знал, что она существует, то никогда бы не нашел ее. Вскоре, ему удалось нащупать ручку, больше похожую на торчавший из стены кусок арматуры. Надавив на неё, он услышал, как щёлкнул механизм замка, и ступил в образовавшийся проход. В уши тут же ворвалась музыка. «Тридцать четвертый опус Рахманинова», - отметил про себя Марк.