2
В этот раз Дмитрий Афанасьевич долго сидел, откинувшись на спинку кресла, и задумчиво разглядывал пятно света, отбрасываемое лампой на зеленое сукно стола. Его левая рука лежала на мягком подлокотнике, а правая, согнутая под острым углом, упиралась в щеку. От этого к возрасту его вместе с морщинками добавилось еще несколько лет. Казалось, Дмитрий Афанасьевич видит нечто важное и достойное пристального изучения в чуть колеблемом круге света. На самом деле ничего такого там не было, да и рядом тоже, кроме стопки исписанной бумаги, канделябра с тремя свечными огарками, двух перьевых ручек на стеклянной подставке и чернильницы. Через какое-то время Дмитрий Афанасьевич тихим голосом произнес:
-Так-с!
Он наклонился вперед, положил руки на стол и внимательно, словно впервые, осмотрел кабинет. Перед его глазами медленно проплыл портрет императора Николая Второго, а за ним - большие часы с качающимся бронзовым маятником. Казалось, что их монотонное тиканье было единственным звуком во всем доме. За часами следовал старинный комод, заставленный вазами и фотографиями в рамках, а далее камин, который давно уже никем не топился и использовался только как элемент декора. Наконец, взгляд Дмитрия Афанасьевича остановился на массивном шкафу с книгами, которых относительно всего прочего имелось великое множество. Полки начинались от пола и уходили под самый потолок. Казалось, что вся эта сторона кабинета выложена не кирпичом, а томами научных и философских произведений.
-Так-с,- повторил Дмитрий Афанасьевич, придя внутри себя к некоему решению.
Очевидно, какая-то мысль владела им еще с момента появления в кабинете. Он поднялся, одновременно отодвигая кресло, и подошел к шкафу. Отсчитав слева направо известное только ему число, вынул средний по толщине том, в твердом и без излишеств оформления переплете. Но, конечно, не книга являлась его целью. Просунув руку в глубину шкафа, он пошарил там немного и извлек небольшой предмет. Тот вполне умещался в ладони, отчего опять же, по причине плохого освещения, не имелось возможности его рассмотреть. Дмитрий Афанасьевич поставил книгу обратно, вернулся к столу и уселся на прежнее место. Таинственный предмет поместил в круг света, и теперь перед ним предстала миниатюрная шкатулка из слоновой кости, украшенная тонкой резьбой, с перламутровым треугольником на крышке. Некоторое время Дмитрий Афанасьевич задумчиво рассматривал ее, а потом в нем словно разжалась невидимая пружина. Быстрым движением он выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда какую-то рукопись и бегло пролистал ее. При этом он что-то бубнил под нос и иногда восклицал: «Что ж, превосходно!» Затем вернулся к первой странице и, обмакнув ручку в чернильницу, стал наносить пометки на изображение некой электрической схемы. Линиями, соединяющими странные символы, на ней обозначались провода, а стрелками – направления электрического тока. Один из таких символов был вынесен в правый верхний угол и представлял собою овал с пересекавшими его тремя черточками. Рядом значилась аббревиатура «Э.Л.», в которой читатель, знакомый с электротехникой, безошибочно узнает электронную лампу. Под овалом помещались какие-то сложные графики. Все остальные листы рукописи были исписаны мелким текстом, разъясняющим принципы работы главной схемы и ее достоинств по сравнению с другими подобными нелепицами (здесь имеется в виду мнение людей, весьма далеких от электроники). Описание занимало двадцать листов, что в очередной раз подтверждало неочевидную мысль – даже простые, на первый взгляд, вещи, могут иметь сложный процесс рождения. Но не станем вдаваться в технические подробности. Заметим только, что данная рукопись представляла собой один из самых значимых трудов, созданных нашим героем.
3
Просмотрев дополненную пометками рукопись, Дмитрий Афанасьевич принял довольный, если не сказать – счастливый вид, погладил её, словно пушистое домашнее животное, и отправил в ящик стола. Все, что он планировал сделать в этот вечер, было завершено, и настало время возвращаться в постель. Взгляд Дмитрия Афанасьевича упал на шкатулку. Он взял ее и повертел в пальцах, вспоминая, зачем вообще достал из тайника. И как раз в этот момент в тесном пространстве кабинета прозвучало его имя. Немало удивившись, он осмотрелся и даже заглянул в камин, словно все это время там мог кто-то прятаться. Но нет, он не ошибся, его вновь назвали по имени-отчеству, но голос доносился снаружи, с улицы. Он отодвинул занавеску, приподнялся на цыпочки, открыл форточку и поморщился – щеки неприятно укололо морозом.