Вскоре ей действительно стало лучше. Они продолжали стоять, обнимая друг друга, и так провели бы целую вечность, но гудок паровоза заставил Белозерова очнуться и вернуться в реальность.
- Мне пора, - тихо произнес он, освобождаясь от объятий и делая шаг назад.
- Вы обещали зайти ко мне в гости, Алексей Петрович, и не зашли. Я буду ждать вас.
Он улыбнулся, подхватил чемодан и, прыгая через рельсы, устремился к поезду. Состав оказался коротким. Самый подходящий для путешествия вагон представлял собой открытую платформу с деревянным настилом и бортами. На ней уже сидело несколько человек, среди которых были женщины и дети. Вскарабкавшись, Белозеров поздоровался с попутчиками, поставил чемодан в свободный угол, а сам уселся сверху. Через несколько минут состав, лязгая сцепками и подергиваясь, тронулся. Перрон начал плавно удаляться. Светлана Ивановна стояла на том же месте, где они и расстались. Она печально улыбалась, глядя в его сторону, и обмахивалась веером. И вдруг в нескольких шагах позади нее Белозеров заметил мужчину, лицо которого ему показалось знакомым.
- Этого не может быть, - прошептал он и даже потряс головой, желая избавиться от наваждения.
Тем временем паровоз, издав пронзительный гудок, стал набирать ход, и вокзал на некоторое время скрылся в клубах дыма. Когда он рассеялся, перрон оказался уже далеко.
- Мало ли на свете похожих людей, - успокоил себя Алексей Петрович и закрыл глаза, подставляя лицо ветру.
2
На станции Лихославская Белозеров отправил в сыскное отделение телеграмму, в которой извещал о скором своем прибытии, и стал дожидаться проходящего поезда, следующего на Петербург. Вечерело. На закатном небе разлилось кроваво-красное марево. Какой-то старик, одетый в лохмотья, долго смотрел в ту сторону, качал головой и крестился. В череде невнятных слов, которые тот бубнил, Белозеров расслышал слово «беда» и «звери». «При чем тут звери?» - рассеянно подумал Алексей Петрович, и в мыслях ему почему-то явился цирк, по арене которого носились тигры и львы. И хотя зрители аплодировали, на лицах их читалась тревога. Тут, как назло, в кассе не оказалось билетов, поэтому, как только состав прибыл на платформу, пришлось разыскивать обер-кондуктора и договариваться с ним о свободном месте, которое тут же отыскалось за дополнительную плату в пять рублей (к тому же в вагоне первого класса). Усевшись на диван в своем купе, он принялся смотреть в окно. Какая-то неясная тоска томилась в его груди, и она еще более усиливалась от созерцания однообразного российского пейзажа.
На следующий день его поезд, низвергая клубы пара, подъезжал к платформе Николаевского вокзала, возвестив о своем прибытии тремя короткими пронзительными гудками.
На перроне его встречал Егор Прохорович, в штатском. Пожали друг другу руки, обнялись.
- Как отдохнули, Алексей Петрович?
- Издеваетесь, - усмехнулся тот.
Миронов хотел помочь ему нести чемодан, но Белозеров учтиво отказался.
- Я вам пирожки привез, - сказал он, улыбаясь и вынимая из чемодана сверток. – Сестрица ваша, Татьяна, напекла в дорогу, а я не съел. Вот эти с луком и яйцами, а те с капустой.
- Благодарствую. Как они там поживают?
- Хорошо. Живы, здоровы. Очень приятные, гостеприимные люди. Вот только зря вы мне не напомнили, что сейчас полевые работы в полном разгаре.
- Вы бы тогда не поехали, - улыбнулся Егор Прохорович, - я вас знаю.
Белозеров укоризненно глянул в его сторону.
- Точно, не поехал бы. Им нужно хлеб убирать, а тут нате вам, подарок – гость явился. -Ладно, - оборвал он сам себя и добавил уже серьезно, - давайте выкладывайте, не тяните.
Они уже миновали здание вокзала и вышли на площадь.
- Да вот, сами посмотрите, - Миронов указал на толпу каких-то интеллигентов с плакатами, на которых колыхались слова: «Да здравствует Сербия» и «Долой Австрию».
Алексей Петрович поморщился – толпу он не любил. В особенности за то, что она имела свойство быстро менять свои настроения.
– Даже те политические силы, - продолжал Егор Прохорович, - что находятся в оппозиции к правительству, прекратили свои нападки и выразили солидарность властям.
- Надолго ли? – засомневался Белозеров.
- Хотелось бы верить. Но в народе-то, видите, патриотические чувства пробудились. Перед лицом внешнего врага, коим несомненно является Германия, многие готовы забыть старые обиды и сплотиться вокруг царя-батюшки.
- Да, это замечательно, – без энтузиазма пробормотал Белозеров. – Вот только обиды имеют свойство не забываться. Они как тлеющие угольки: ветерок подул не в ту сторону - и нате вам пожар. Единственное, чего я никак не пойму, как это все связано со мной и моим отпуском?