О своей прежней кубанской жизни, как и о первых годах после высылки девчонки говорили мало, но из обрывочных рассказов подруг становилось ясно, что пришлось им несладко. В ее родной деревне ссыльных не было, но Лида хорошо помнила начало коллективизации. Богато они не жили, но отдавать в хозяйство единственную лошадь и расставаться с коровой Зорькой было невыносимо жалко. Мать плакала, отец же твердо настаивал на вступлении в колхоз и убедил односельчан последовать его примеру – как оказалось, был прав. В семье эту тему никогда не обсуждали, но из их деревни никого не арестовали и не выслали.
Лида пересчитала очередь. Шестнадцать. Господи, как есть-то охота. Терпеть надо. Мама часто говорила: «Бог терпел, и нам велел», хоть в их семье религия была не в почете. Отец был коммунистом, уважаемым в селе человеком: работал на почте телеграфистом, первым установил в селе радиоприемник – и зимой часто по полдеревни набивалось к ним в избу «послухать радио». Маме повезло: отца по инвалидности,плохому зрению, на фронт не взяли – остался с ней, в деревне. И старший брат, Анатолий, ушедший воевать полгода тому, писал исправно, что благополучен. Этим летом, в июле, исполнялось восемнадцать среднему, Виктору, но пока повестка еще не пришла – и брат, по маминым письмам, заканчивал школу и помогал в колхозе.
Посевная в этом году выдалась сложная: в деревне одни старики, дети малые да бабы с подростками. Лошадей нет – все на фронте, на деревню две старых клячи, которые едва шевелятся, пахать не на ком, дошли до того, что впрягли коров. В колхоз перед самой войной прислали трактор, но топливо для него было не всегда, а единственный тракторист ушел на фронт, едва успев перед тем обучить одного из местных ребят. В какой-то момент машина отказала, и никто не знал, что с ней делать. Ребята рвались разобрать и посмотреть, бабы едва их отговорили – не дай бог, сломают, окаянные, беды не миновать – сразу под суд. Вызвали механика из города, ждали чуть не месяц, тем временем и посевная закончилась. Трактор в итоге починили – механик прибыл все-таки, им оказалась совсем молодая девчонка Лидиного примерно возраста.
Сколько там, впереди? Одиннадцать. Интересно, сегодня повезет? Когда принесли новый бак, оставалось двадцать человек. Бака хватало на двадцать порций, если разливала тетя Люба, – и на двадцать две, если тетя Груня. Жаль, отсюда не видно, кто сегодня на раздаче, хорошо, если б тетя Люба. Тогда к ее очереди как раз принесут новую кастрюлю – и достанется порция погуще. Когда сливали остатки со дна, штиницы доставалось чуть больше, но выходила практически одна вода, и толку от нее было мало.
Поскорее бы июль! Они с Зиной и Мартой непременнно пойдут рано утром в бор за город, где насобирают земляники – и может быть, им даже повезет купить молока в соседней деревне. Тогда они устроят настоящий пир! Как зимой, когда ели мороженую клюкву с глицерином и заедали остатками пайки хлеба. И еще у них было по целой картошке. Клюква с глицерином казалась сладкой, хоть от нее потом щипало язык и немного болел живот. Но болел он, скорее, от голода.
Только молоко сейчас вряд ли купишь – крестьянам самим не хватает. Казалось бы деревня, свое хозяйство, пусть небольшое, но все же есть, можно прокормиться – а голод временами хуже, чем в городе. Мама с оказией писала, что личные нормы сдачи продовольствия не оставляют ничего для себя, все молоко приходится оставлять на масло, чтобы выполнить норму; картошки тоже едва хватает на семена – все сдано, про хлеб и говорить нечего – та же самая пайка, что в городе. Ребята ищут на полосе прошлогоднюю картошку, мерзлую, подгнившую, которую потом промывают и запекают в печи. У кого в хозяйстве хотя бы две коровы, или земли побольше, ещё как-то справляются, даже выменивают что-то на вещи – одежду или обувь, которые нынче кроме как с рук не достать, но таких мало.
На прошлой неделе соседка из дома напротив, зайдя за нашатырем для мытья окон, рассказывала, как намедни ходила менять вещи на картошку в деревню за рекой и вернулась в одной нижней юбке: ничего из предложенного на обмен хозяйке не понравилось, а вот юбка, в которой пришла соседка – приглянулась. А что ты будешь менять, когда у тебя всего два платья да одни парусиновые туфли, и те штопаные? Но так хочется верить, что им непременно повезет: они насобирают земляники, купят по кружке молока – и устроят себе маленький праздник. Как же это будет вкусно – молоко с земляникой!
Сколько там еще? Восемь уже, и на раздаче тетя Люба. Хорошо-то как! А еще хорошо, что сейчас лето. Июль уже совсем скоро, ягоды пойдут, совсем чуть-чуть подождать осталось. Летом и крыс поменьше. Зимой их было жуть как много. Они с Зиной и Мартой поначалу боялись конечно – визжали, залезали на кровати и стулья с ногами. Крысы поперву тоже от криков убегали – потом освоились, свободно стали расхаживать по комнате, забираться на стол и кровати в поисках съестного, картошку в подполе грызли. Больше у них ловить было нечего: большая часть пайкового хлеба съедалась практически сразу, немного оставалось на «обед», тогда же съедали и по картошке с кожурой вместе, спать ложились обычно голодными.