– Хайль Штирлиц! – закричали гости.
Мрачный Штирлиц один за другим кушал из большого серебряного блюда пельмени.
Шелленберг привстал, потянулся за куском торта, Борман подложил ему большую кнопку. Шелленберг подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Гиммлера трехлитровую банку с майонезом. Нерастерявшийся Гиммлер, не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Герингу. Тот опрокинулся вместе с креслом.
Штирлиц наливал Мюллеру очередную стопку коньяка.
Опрокинутый Геринг подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Геббельса, который произносил тост, и приподнял его над столом. Геббельс, ничего не понимая, закричал "На помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха.
Мюллер наливал Штирлицу очередную стопку коньяка.
Геббельс, угодивший лицом в блюдо с карпами, пытался доказать ничего не понимающим рыбам превосходство арийской расы над всеми другими и агитировал записываться в "Гитлерюгенд".
Укушавшийся адъютант Гиммлера по имени Фриц, шатаясь, подошел к Штирлицу и стал поздравлять его с днем рождения.
– Я восхищаюсь вами, господин штандартенфюрер! Вы – мой идеал контрразведчика!
Они выпили на брудершафт.
Мюллер, которому понравилась сидящая рядом блондинка, посмотрел на часы и сказал:
– По-моему, нам пора спать.
Гиммлер встал и покачал перед носом Штирлица указательным пальцем:
– А все-таки, Штирлиц, вы бо-ольшая свинья, пытались от нас скрыться на даче…
– Извинитесь! – возмутился адъютант Фриц и влепил Гиммлеру пощечину.
– Извините меня, Штирлиц, – сказал Гиммлер.
Пьяный Борман обходил стол и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Английский агент спрятался от Бормана под столом.
Не солоно хлебавши, Борман сел рядом с пастором Шлагом.
– Б-борман, – сказал Борман, протягивая потную ладонь.
Они познакомились и выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре пастор Шлаг, подтягивая в терцию с Борманом, запел:
– От Москвы до Британских морей…
Вольф, Холтофф и фон Шварцкопфман затеяли преферанс. Пулю писали мелом на полу. Фон Шварцкопфман проигрывал и ругался. Вокруг них столпилось большинство женщин, они с азартом наблюдали за игрой и подсказывали незадачливому фон Шварцкопфману.
Гиммлеру стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив английского агента.
Штирлиц вспомнил, что сегодня у него день рождения. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен.
"Их бы собрать всех гадов где-нибудь… Только не на моей даче… И запалить фитиль у ящика с динамитом…" – устало подумал Штирлиц.
Он плюнул в Геринга, прихватил с собой бутылку портвейна и направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума.
Из-под стола вылез английский агент и по-пластунски пополз в том же направлении.
Туалет Штирлица был отделан югославским кафелем. Рядом с бассейном стоял голубой финский унитаз. Штирлиц присел, подпер щеку кулаком и задумался, глядя на репродукцию картины Левитана "Русская осень". Штирлицу вспомнилась родная деревня, стог сена, девушка с родинкой на левой груди.
"Черт возьми, – подумал Штирлиц, – кругом одни жиды!"
И тут ему пришла в голову мысль поздравить Центр со своим днем рождения. Штирлиц попытался вспомнить, куда он прошлый раз засунул рацию. Ни под умывальником, ни в бачке он ее не нашел. Зато в самом унитазе обнаружил нечто похожее. По крайней мере, это нечто было со знаком качества.
"Феликсу от Юстаса. Совершенно секретно, – передавал Штирлиц открытым текстом. – Поздравляю со своим днем рождения, желаю счастья в труде и в личной жизни. Юстас."
Центр не отвечал.
"Заснули они там что ли?" – подумал Штирлиц и повторил сообщение.
Было похоже, что в Центре уже отметили день рождения, надрались и спят. Штирлиц огорчился, что там надрались без него. И выключил рацию.
"Понавешали тут!" – он дернул за веревочку, бачок заурчал.
Английский агент за дверью сменил кассету. Неудовлетворенный Штирлиц пнул дверь ногой, дверь ударила агента по носу, и Штирлиц, забыв бутылку портвейна, пошел к столу.
Агент, потирая распухший нос, вошел в туалет.
"Где он прячет рацию?"
Агент стал искать и сразу нашел бутылку портвейна.
Борман, напоив пастора Шлага так, что тот упал под стол, привязал его шнурки к ножке стола и, потирая руки, по привычке пошел в туалет. В туалете английский агент пил портвейн.
– П-пардон, мадам, – сказал Борман, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М".
"У Штирлица перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка «М». Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?"
Задумчивый Борман взвесил все «за» и «против», загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад.
– Люблю порядок, – сказал он вслух и вошел в другую дверь.
Раздался визг, и Борман вышел с отпечатком ладони на правой щеке.
"Левша, – подумал Борман, – ничего не понимаю!"
И обиженный Борман пошел в сад.
В зале все уже спали. Генерал фон Шварцкопфман во сне бормотал:
"Шесть пикей – «Сталинград». Куда вы с бубями, ваши не лезут…"
И только Штирлиц сидел в углу и при свете торшера читал Есенина. – Нет, не могу я видеть вас – Так говорил я в самом деле, И не один, а сотню раз, – А вы – и верить не хотели…
Глава 7
Хотел просто попить пива…
Мостовая блестела после дождя, но солнце уже освещало мрачные берлинские улицы и предвещало прекрасный день. Выставленный кем-то в открытое окно репродуктор на всю улицу пел женским голосом о том, как хорошо, когда над Германией светит солнышко, и рядом с тобой – твой милый.
"Не плохо бы съездить на пляж", – подумал Штирлиц, останавливаясь у пивного ларька.
Последнее время русский разведчик чувствовал себя очень уставшим. Все его замучили: Центр, который обещал прислать новую радистку, но не торопился выполнять обещание, пастор Шлаг, который почему-то решил, что Штирлицу нужны женщины и присылал их к нему прямо на работу. А уж об офицерах Рейха и говорить не приходится! Они Штирлица прямо-таки достали!
– Пиво есть? – спросил Штирлиц у молоденькой миловидной продавщицы.
– Да, господин Зенгель.
– Не называй меня, девочка, Зенгелем, – попросил Штирлиц, – моя новая кличка в контрразведке – господин Бользен.
– А вы не называйте меня девочкой, господин Бонзель.
– Согласен, – улыбнулся Штирлиц и поцеловал ее в ухо. – «Жигулевского» нет?
– Только «Баварское», – вздохнула продавщица.
– "Жигулевского" нет, очередей нет! – привычно повозмущался Штирлиц. – Что за страна!
– Ох, и не говорите, господин Бользен! Как только люди тут живут!
– Мне двадцать штук.
Штирлиц погрузил в рюкзак ящик пива и подал девушке пять марок.
– Сдачи не надо!
Бутылки радостно позванивали у Штирлица за спиной, навевая самые приятные мысли. Штирлиц любил путь домой, когда за спиной громыхает рюкзак с пивом, а в голове царит предвкушение приятного времяпровождения. В такие минуты ностальгия по Родине отступала. Штирлиц вспомнил, как четырнадцать лет назад, в Урюпинске, он купил, отстояв полтора часа в очереди, пять литров пива в целлофановый пакет и, когда нес его домой, выпил все по дороге, так как в пакете обнаружились дырки.