Штольман подхватил охнувшую от смущения даму на руки, вопросительно изогнул бровь.
- Что?! - прошелестела Наденька, чувствуя себя героиней готического романа, не меньше.
- Куда нести говорите, - в голосе Штольмана скрежетнула насмешка, для него чувства спасённой дамы тайной не остались и одобрения однозначно не вызвали. Для него во всём свете существовала лишь одна романтическая барышня, коей он готов был прощать даже чтение под одеялом (случалось и такое, ловили на, так сказать, месте преступления).
Надежда отчаянно покраснела, опять раскашлялась и сдавленно сообщила, что они с мужем снимают дом у вдовы Бобрыкиной в Липовом тупике, что справа от Веселовской улицы. Яков согласно кивнул, хотел было предложить Анне вернуться с детьми домой, но поймал непреклонный взор жены и понял, что спорить бесполезно. Анна Викторовна опять, в который уже раз, вознамерена вмешаться в дела следствия, и, чёрт побери, у следствия нет ни сил, ни желания противостоять её намерениям.
- И как же так вышло, что Вы оказались одна в столь ранний час, да ещё и на мосту?
Надин слабо улыбнулась. Если бы не чудесное, иначе не скажешь, спасение, если бы не шагающая рядом подруга детства, если бы не двое очаровательных детишек, бабочками порхающие вокруг, она нипочём бы не сказала то, что камнем лежало на сердце вот уже несколько месяцев.
- Понимаете... - Наденька кашлянула, потёрла безжалостно саднящий от воды нос, я каждый день прихожу на этот мост.
Бровь Штольмана сардонически изогнулась, придав ему сходство с Мефистофелем, коего Надежда видела на премьере оперы "Фауст".
- А зачем Вы каждый день ходили на мост?
Надин отчаянно покраснела, судорожно вцепилась в руку идущей рядом Анны, зашептала с лихорадочной поспешностью:
- Понимаете, это сложно объяснить... Я никому не говорила, ведь это сущий бред... Вы меня понимаете?
- Пока не очень, - не стал лукавить Яков Платонович, с сожалением понимая, что спокойный отдых в Затонске только что сделал ручкой и скрылся в неизвестном направлении. Мрак, у них же с Аннушкой отпуск!
- Мне кажется, что я словно в каком-то чаду нахожусь, дурмане каком-то. Вы поймите, я люблю своего мужа, я вышла замуж сама, никто меня не принуждал, он тоже меня любит, я знаю это, у нас всё прекрасно, - Надин сглотнула, откашлялась, - у нас всё замечательно.
- Так это же хорошо, - Анна улыбнулась подруге, но Надин виновато отвела взгляд, ответила едва ли не равнодушно:
- Да, хорошо...
- Давайте вернёмся к вопросу, что Вы делали на мосту, - предложил Штольман.
В завихрениях дамской логики он уже давно отчаялся разобраться, хотя опыт общения с прекрасным полом имелся вполне себе обширный, одна сестра с её многочисленными подругами и несравненная Аннушка с дочуркой чего стоят!
Надежда смущённо затеребила плед:
- Понимаете, я на мост каждый день прихожу, там так хорошо, спокойно, никто с разговорами не пристаёт. Я там... - дама смутилась, выдавила чуть слышно, - думаю.
"Да, прав, тысячу раз прав Платон, когда говорит, что самое страшное - это молчание женщины, она тогда думать начинает, а разгребать последствия её размышлений приходится нам, мужчинам", - Штольман вздохнул, поудобнее перехватил Надежду:
- И о чём же Вы думаете?
- Да вот, пытаюсь понять, что же со мной происходит, - Надин криво улыбнулась. - Понимаете, днём всё замечательно, я порхаю на крыльях любви, уж простите за эту пошлую метафору, а ночью просыпаюсь в слезах в полном осознании совершённой непоправимой ошибки и до рассвета не могу заснуть. И самое удивительное знаете, что? Я ночью своего мужа даже видеть не могу, меня в прямом смысле слова передёргивает от его присутствия, у нас даже спальни с ним отдельные, понимаете? Но я же люблю его, и он меня тоже любит.
Анна озадаченно прикусила губу. Она точно знала, что ей, например, плохо не с Яшей, а без него, и время суток на её отношение к мужу никак не влияет. Что же происходит с Наденькой? Супруги Штольман выразительно переглянулись, что-то явно было не так гладко в семейной жизни Надин, как ей хотелось бы думать.
- Мы должны помочь, - одними губами прошептала Анна, и Яков согласно кивнул. Конечно, помощь госпоже Топорковой несколько меняла планы на лето, но не бросать же даму в беде! Тем более, что Аннушка уже всё решила, а это значит, что нужно непременно присматривать за голубоглазым ангелком, дабы она не влипла в очередную неприятность.
- Вот мы и пришли, - Надежда с гордостью указала на небольшой домик, чьи стены до самых окон были густо увиты хмелем, - здесь мы с Феденькой и живём.
Яков осторожно опустил Надин на землю, госпожа Топоркова покачнулась, но устояла, смущённо полыхая румянцем и рассыпаясь в многочисленных благодарностях. Пока происходил неизбежный в таких случаях обмен любезностей, дверь в дом распахнулась, явив высокого осанистого мужчину самого благообразного вида. При виде мокрой, закутанной в плед госпожи Топорковой мужчина охнул, побледнел и бросился с крыльца:
- Наденька! Господи, что случилось?!
Голос у мужчины оказался под стать внешности: густой, басовитый, точно сытое жужжание шмеля. Вообще весь облик незнакомца внушал доверие, располагал, но Якову Платоновичу неизменно чудилась какая-то нарочитость в манерах, интонациях, жестах. Всё было бы словно многократно отрепетировано, доведено до совершенства путём длительных тренировок. А ещё что-то в манерах и даже интонациях неуловимо напоминало Кирилла Владимировича Разумовского, что, согласитесь, тоже симпатии не добавляло. Пока госпожа Топоркова сбивчиво объясняла своему мужу, а это оказался именно он, что произошло, Штольман пытался найти разумное объяснение своей неприязни. Логика растерянно отмалчивалась, а вот интуиция вопила, что нужно хватать в охапку Аннушку и детей и бежать от этого господина как можно быстрее и дальше.
- Да что же мы на улице-то стоим, прошу в дом, - пророкотал господин Топорков, внимательно глядя на Штольмана и Анну.
Занявшая выжидательную позицию у папы за спиной Катюшка страдальчески засопела, крепко держащий сестру за руку Гриша тоже неодобрительно нахохлился. К счастью, родители проявили благоразумие и от приглашения отказались, сославшись на то, что промокли и устали.