- Мария Тимофеевна нас сегодня на обед пригласила, - Фёдор Михайлович поймал руку Анны, прижал к губам, обворожительно улыбаясь, - надеюсь, Вы не возражаете?
На Анну нахлынула странная слабость, видимо, дали знать усталость и страх за Яшу, он ведь чуть не утонул, спасая Наденьку. Чтобы как можно скорее избавиться от господина Топоркова, Анна Викторовна кивнула и едва ли не привалилась к груди мужа.
- Всего доброго, увидимся за обедом.
Убийственная вежливость Якова Платоновича вынудила Фёдора Михайловича вежливо улыбнуться и вернуться в дом, бережно уводя и Надин, словно позабывшую в присутствии мужа обо всех своих страхах и сомнениях.
- Ты чего, Аннушка? - Штольман с тревогой всмотрелся в бледное осунувшееся личико жены.
Анна слабо вздохнула, щёчки её порозовели, глазам вернулся прежний блеск, даже улыбка заиграла:
- Я очень испугалась за тебя, Яшенька. Я люблю тебя.
Яков прижал жену к себе, прошептал в ушко:
- Я тоже тебя люблю.
- А нас? - ревниво влезла Катюшка, с коей после ухода Фёдора Михайловича всю робость как ветром сдуло.
Штольман и Анна обняли весело завизжавших детей:
- И вас, конечно, как же иначе.
Вопреки ожиданиям Анны, Яков предложил до того, как вернуться домой, снова сходить к реке, где поднялся на мост (Аннушке пришлось едва ли не силой удерживать сына и дочку, дабы они не бросились следом за папой) и самым тщательным образом изучил обломки перил. Вниз спустился уже не отец почтенного семейства, наслаждающийся отпуском, а суровый следователь, от чьего зоркого глаза не укроется ни один преступник. Гриша и Катя такую перемену в отце уловили, до самого дома вели себя смирно, за то потом бросились к сидящему на веранде дедушке Пете, громко вопя ему о происшествии на реке.
- Господи, Annett, Яков вы целы? - Пётр Иванович с тревогой смотрел на племянницу и её мужа.
- Дядюшка, всё в порядке, не переживай, - горячо заверила Анна и повернулась к супругу. - Ну, что ты нашёл на мосту?
- Ничего, - Штольман покачал головой, а увидев, как Анна Викторовна разочарованно нахохлилась, добавил, - ничего, кроме подпиленных и расшатанных перил. Падение не было случайным.
***
Яков Платонович не отказался бы подробнее сообщить о результатах своих изысканий, но тут из дома вышла в компании верной Прасковьи Мария Тимофеевна, громко ахнула, всплеснула руками, едва не уронив внушительных размеров корзину (дамы направлялись на рынок, дабы как следует закупиться к обеду) и тоном, не терпящим возражений, приказала:
- Переодеваться. Немедленно.
Штольман, согласный терпеть заботу исключительно от Анны (любимой можно совершенно всё) и сестры (от неё всё равно не отвяжешься), вздохнул и губы сжал, удерживаясь от колкостей. Анна подхватила мужа под руку, обезоруживающе улыбнулась матушке и прощебетала:
- Конечно, матушка, не переживайте.
Катя с Гришей переглянулись и решили отвлечь бабушку на себя, дабы она не стала задавать неприятные вопросы и ужасаться от полученных ответов. Честное слово, некоторые взрослые такие смешные, сначала сами спрашивают, чего им знать недолжно, а потом волнуются и пустырник чашками пьют, а то и вовсе кричать начинают!
- Бабушка Маша, а ты пряник принесёшь? - Катюша похлопала глазами и солнечно улыбнулась, прекрасно зная, что устоять против её обаяния может только папа, да и то не всегда.
- Два, с яблочным вареньем, - встрял Гриша, прикрывая отход родителей в дом.
Катя презрительно наморщила нос:
- Фу, лучше со смородиной.
Гриша покосился на Петра Ивановича, который махнул рукой, продолжай, мол, Мария Тимофеевна ещё не отвлеклась.
- Нет, с яблоком вкуснее.
Катюшка выразительно закатила глаза, вздёрнула, как папа, бровь:
- Да с чего вкуснее-то? Смородина она такая кисленькая, такая вкусная, а яблоко варёное на клей похоже, не вкусное.
- То-то ты клейстер для гирлянд сжевала, - не преминул заметить Гриша, кося глазом на дедушку.
Пётр Иванович одобрительно кивнул и с видом ценителя на премьере нового спектакля развалился в кресле. Мария Тимофеевна, услышав о съеденном клейстере, побледнела, опять взмахнула руками, выронив-таки несчастную корзину и обхватила Катю с Гришей за плечи:
- Катюша клейстер ела?
Малышка гордо кивнула головой, а Гриша пренебрежительно плечом дёрнул, с полным осознанием собственного превосходства глядя на сестру:
- Давно, в два года ещё. И не весь, а так, попробовала.
- Господи, - охнула Мария Тимофеевна, прижимая ладонь к груди.
- Бабушка Маша, так это давно было, - Катя погладила госпожу Миронову по руке, наивно глазами похлопала, - а Вы что, клейстер никогда не кушали? И мама разве его не пробовала?
Мария Тимофеевна поджала губы, чтобы не сказать, что поведение Анны всегда очень сильно выходило за рамки приличий, всё-таки не дело это, ругать мать в присутствии детей. Это подрывает авторитет к родительнице, хотя что может быть хуже, чем служба в полицейском управлении и разговоры с духами?! Гриша озадаченно покачал головой:
- Странно, а папа говорил, что все малыши вечно всё в рот тянут.
- Они так мир изучают, - поддакнула Катя.
Мария Тимофеевна глубоко вздохнула, чувствуя своё абсолютное педагогическое бессилие, а потому решила перевести беседу в более безопасное русло. Обняв по очереди внуков и поцеловав их, госпожа Миронова пообещала:
- Обязательно принесу вам пряников. Будьте умницами.
Дети с готовностью закивали, скорчив мордочки сущих ангелочков, а когда Мария Тимофеевна ушла, Катюша толкнула брата локтем в бок и прошипела на ухо, встав на носочки, дабы дотянуться: