- Продолжай, соколик, не молчи, - почти пропела Катерина, похлопывая веером по ладони, - так какие барышни-то бывают?
Иван Афанасьевич смущённо крякнул. Он, конечно, призрак, а значит, убить его нельзя, но это же не значит, что никто даже не попытается причинить вред! Особенно эта ведьма, Катерина, с неё станется и тройным морским узлом завязать, чистый бес, не иначе, как по ошибке родившийся в девичьем теле. Слава богу, Аннушка другая, помягче всё же, хотя порой и в ней просыпаются черты Катерины.
- Так какие барышни-то бывают? - веер в руках тётки Катерины затрещал, согнувшись дугой.
- Умницы и красавицы, - рыкнул, признавая поражение Иван Афанасьевич, - да ещё вроде тебя, безг... кхм, боевитые.
Мария Тимофеевна с неудовольствием заметила, что дочь застывшим взглядом смотрит куда-то, словно духов видит, и сердито поджала губы, бросив укоризненный взгляд на Петра Ивановича. Это ведь он, шалопут, вбил Анне в голову все эти спиритические бредни! Мария Тимофеевна досадливо фыркнула, прошептала негромко и внушительно:
- Анна.
- Аннушка, отомри, - тётка Катерина неспешно растворялась в солнечных лучах, - а то твоя матушка скоро громы и молнии метать начнёт, аки туча грозовая.
Анна Викторовна вздохнула, с вежливой улыбкой повернулась к матери, всем своим видом демонстрируя полнейшую невинность:
- Да, матушка?
Мария Тимофеевна укоризненно покачала головой, но дочь демонстрировала прямо-таки ангельскую кротость и послушание, Катюшка, когда ей что-то нужно было, точь-в-точь также себя вела. Кстати, а дети-то где? Госпожа Миронова обернулась к детскому столику, но там было пусто. Это ещё что за новости?!
- Катя с Гришей устали после прогулки, гости могут их ещё больше взбудоражить, - прощебетала Анна.
Яков Платонович скептически приподнял бровь. Катюшкиной душевной крепостью можно было смело выбивать самые крепкие замковые ворота, да и Гриша отнюдь не был божьим одуванчиком, способным потерять покой от визита гостей. Другое дело, что детям обворожительнейший Фёдор Михайлович ни капли не понравился, а потому видеть его они не пожелали. Впрочем, самому Штольману господин Топорков тоже не пришёлся по душе, другое дело, что взрослому от нежеланного приёма сбежать труднее.
Фёдор Михайлович излучал обаяние, Мария Тимофеевна с Варварой Петровной тихо млели, слушая его бархатистый, таким только серенады под балконом распевать, бас. Наденька не сводила с мужа влюблённых глаз, а вот оба брата Мироновы и Яков Платонович всё сильнее хмурились, невольно вспоминая кто волчий капкан, кто пана Гроховского, а кто и марсельского убийцу с игривым прозвищем Шалунишка. Анне Викторовне общение с господином Топорковым тоже особой приятности не доставляло, всякий раз, как гость обращал на неё внимание, к горлу дамы подкатывал комок тошноты, перед глазами всё начинало расплываться, как после зелья куафёра Мишеля. Как назло, Фёдор Михайлович никак не желал оставлять Анну в покое, то прося её рассказать что-нибудь из гимназического прошлого, то благодаря за спасение Надин, то интересуясь, когда они с супругом смогут нанести ответный визит вежливости. В конце концов Анна не выдержала, встала из-за стола:
- Прошу прощения, я устала.
- Анна! - Мария Тимофеевна досадливо покачала головой. Ну никакого сладу с этой девчонкой, замужество её ничуть не исправило!
- Я провожу, - Яков подхватил жену под руку и бережно вывел из столовой, скрывая беспокойство за привычной суровостью, коей, впрочем, уже мало кого мог обмануть.
Виктор Иванович с братом посмотрели вслед вышедшим едва ли не с завистью, им так просто улизнуть от гостей Мария Тимофеевна точно не даст. Если только под предлогом проведать Анну? Пётр Иванович покосился на родственницу и тоскливо вздохнул. Нет, такой предлог тоже не сработает, а жаль, тем более, что вид у Аннушки, когда она выходила, действительно был болезненным.
К счастью, стоило лишь Анне Викторовне покинуть столовую, как она моментально почувствовала себя лучше.
- Как ты, Аня?
Аней Яков называл жену редко, лишь в пору сильного душевного смятения, а потому Аннушка особенно ценила это милое обращение. Из-за угла высунулась насупленная мордочка Катюшки. Девчушка огляделась по сторонам, увидела родителей и, восторженно пискнув, бросилась к ним, в этот раз с размаха обняв маму за ноги, а папу предоставив брату. По справедливости, с коей в семействе Штольман принято было считаться с ранних лет. Гриша на руки к отцу проситься не стал, не маленький всё-таки уже, но крепко-крепко обнял, впитывая дарящую покой и уверенность силу. Мальчик, пусть и неохотно, но признавал, что в присутствии гостя ему не по себе, а Катюшка и вовсе откровенно заявляла, что боится акулы. Маленькая ещё, что с неё возьмёшь.
- Акула ушла? - пропыхтела Катя в мамино платье.
Из груди Анны помимо воли вырвался тяжёлый вздох:
- Нет ещё.
Губки дочки обиженно затряслись, носик наморщился. Как же так, почему папа, такой большой и сильный, не прогонит эту противную акулу?! Он же дракон, а драконы сильнее, он сам говорил! В дверь постучали, Прасковья, обсуждающая с нянюшкой рецепт крыжовенного варенья, поспешно открыла. На пороге стоял, деловито пошмыгивая курносым носом и время от времени по-мушиному потирая ногу о ногу, мальчишка-курьер с телеграфа. Увидев новую, ещё не обстрелянную чарами, жертву обаяния, Катя моментально высвободилась из маминых объятий, подошла к мальчику и воззрилась на него, прикусив кончик указательного пальца и чуть склонив к плечу кудрявую голову. Курьер поспешно вытер рукавом нос, выпятил грудь и солидным баском, так и норовящим сорваться на детский дискант, протянул:
- Яков Платонович, Вам ответ на Вашу телеграмму в Москву. Извольте получить и расписаться.
- А как тебя зовут? - Катя склонила голову к другому плечу, позволил тщательно уложенным кудряшка красиво перекатиться по спинке.
Мальчишка, не ожидавший встретить такую нимфу, засопел, растерянно помаргивая. В присутствии девчонок он терялся, чувствуя себя неуклюжим и не очень-то сообразительным, хотя на телеграфе его хвалили. Катя подождала ответа, а потом вынесла вердикт: