После допроса Михаил Платонович вернулся в клинику, прошёл к себе в кабинет и постоял немного у негасимой лампады пред иконой Богородицы, шепча молитвы за упокой души честных христианских душ Алексея Ягодина и Георгия Демидова, кои своей верностью делу и мученической кончиной вне всякого сомнения заслужили вход в Царствие Небесное.
Пока господин полицмейстер силился постичь тайну обнаруженных посланий, Виктор Иванович пытался попасть к своему подзащитному.
- Ныноча не положено, - гудел огромный, словно вставший на задние лапы медведь, городовой, тесня господина адвоката внушительного размера животом.
Но от Миронова отмахнуться было не так-то просто.
- На каком основании меня не пускают к моему подзащитному?
Городовой вздохнул, досадуя, что нельзя этому настырному субъекту смазать по-простому по физиономии, проворчал:
- Енто Вам господин полицмейстер лучше объяснит.
Виктор Иванович коротко кивнул и направился к Прокопию Кондратьевичу, коему и без настырного адвоката было, чем заняться. У господина Миронова была очень ответственная и, чего уж тут лукавить, смертельно опасная задача: ни единым вздохом не преступая закона, устроить волнение, дабы привлечь к делу несчастного Аркадия Максимовича влияние общественности. Сей операций, если пройдёт она удовлетворительно, достичь можно было разом две цели: во-первых, отвлечь внимание господина полицмейстера и его присных от поиска серой тетради, в коей хранились изобличающие преступников записи, а во-вторых, активизировать людей честных, к подлости и душегубству непричастных. Конечно, весьма риск, что строптивому адвокату попытаются свернуть шею, но Виктор Иванович прекрасно помнил, что риск - дело благородное, а яичницу, как известно, не приготовить, не разбив яиц. И вообще, он себя уважать перестанет, коли дочка с зятем будут собой рисковать, а он станет по-за спинами отсиживаться, вот!
Закалённый столкновениями с редактором "Затонского телеграфа", господин Миронов прекрасно понимал, что и как нужно делать, партию свою разыгрывал осторожно, без лишнего фанатизма, дабы и себя под удар не подставить, и злодеям передышки не дать. От господина полицмейстера, получив уверения, что арестованному недужится, а потому адвокату к нему нельзя, дабы заразу не подцепить, Виктор Иванович направился прямиком в газету, оттуда в ресторан, затем в клуб, затем на званый вечер. Упрекнуть господина адвоката в том, что он выдаёт тайны следствия было совершенно невозможно, только вот по городу поползли слухи о страшных оборотнях, прикрывающихся личинами честных людей. А, впрочем, Миронов-то тут причём, слухи они, как известно, в воздухе витают.
***
Пока папенька и Михаил со своими коллегами занимались отвлечением внимания, Анна и яков все силы направили на поиск таинственной серой тетради, из-за которой, скорее всего, и началась вся эта свистопляска. Яков Платонович резонно предположил, что искомая вещь хранится у дамы, коя в равной мере дарила внимание и Олегу Дмитриевичу, и Аркадию Максимовичу, из-за чего и случился памятный конфликт, ставшей, если можно так выразиться, спусковым крючком для всей истории. Предположение, спору нет, резонное, только вот как сыскать сию особу? Арестант, дай ему бог здоровья, а адвокату терпения, молчит, точно воды в рот набрал, а сама прелестница не спешит заявлять о своём существовании. Оно и понятно, учитывая, что стало с черноглазой горничной, только вот поискам барышни не способствует.
- Ничего, Аннушка, мы сей момент Олега Дмитриевича тебе притащим, - тётке Катерине следовало бы родиться мужчиной, уж больно ей нравились силовые методы решения проблем. - Он как миленький нам всё расскажет, ничего не утаит.
- Прошлый раз он даже не явился, - досадливо заметила Аннушка.
Тётка потрепала Анну Викторовну по плечику:
- Так прошлый раз у меня сил столько не было. А нынче я счастлива, любима, для меня нет ничего не возможного.
- Спасайся, кто может, - прошептал Иван Афанасьевич. Хватаясь за голову и отодвигаясь в тень. - Теперь от неё и вовсе никакого спасу не будет, и раньше-то змея была, а теперь цельный Змей Горыныч.
Алексей Михайлович "заботливо" встряхнул призрачного родственника, предупредил сладким голосом, от коего Ивана Афанасьевича мороз продрал по коже:
- Попрошу Вас впредь моей жены не оскорблять, дабы мне не пришлось выражать Вам своё неудовольствие.
Иван Афанасьевич гулко сглотнул и меленько закивал, сбивчиво уверяя всех в своих самых тёплых отношениях к Катерине.
- Мой герой, - мечтательно вздохнула Катерина и тут же ножкой притопнула, очами сверкнула. - Олег Дмитриевич, явись сюда незамедлительно!
Дух покойного господина Костолецкого страх как не хотел появляться, его всего так и корчило от злобы и ненависти, но как правильно сказала тётка, сил противостоять воле замужней дамы, окрылённой любовью и счастием, у него не было.
- Смотри скорее да запоминай крепче, другого раза не будет, - подтолкнула Анну в бок бабушка, - а мы его подержим, чтобы не ускользнул.
Перед взором Анны Викторовны вспыхивали и тут же гасли, сменяя друг друга в бешеном калейдоскопе видения. Вот Олег Дмитриевич о чём-то шепчется с доверчиво льнущей к нему девушкой, из одежды на которой, вот стыд и срам, только передничек и наколка горничной в волосах. Вот господин Костолецкий что-то лихорадочно записывает в пухлую серую тетрадь, а вот он передаёт тетрадь кареглазой рыжеволосой девице, чьё одеяние, а паче того, манеры не оставляют ни малейшей иллюзии в том, чем именно особа привыкла зарабатывать себе на жизнь. Удивительно даже, как это Аркадий Максимович мог предпочесть скромной и искренне любящей Наине Дмитриевне такую развратную особу!