- Я не вытерпела, приехала, - Анна Ивановна смахнула слезу со щеки, - замаялась неизвестностью, а пуще того снами кошмарными, в коих видела раз за разом, как муж-изувер доченьку мою убивает. Приехала я в Петембурх, нашла дом их, а меня даже на порог не пустили. Да что там, мне даже ворота не открыли! Так и стояла, точно побирушка, прости господи, барин ко мне и не вышел. Потом я немножко опомнилась, за городовым бросилась, а ему Кирилл Владимирович деньгу сунул, и тот меня в камере запер. За бродяжничество и нарушение общественного порядка.
Женщина криво усмехнулась:
- Лихо, верно? А когда я из тюрьмы-то вышла, оказалось, что померла моя Авдотьюшка. Якобы с лестницы упала и шею свернула, а какое там, упала, когда я каждую ночь во сне видела, как он её истязает, а потом подушкой душит! Я ведь даже на похороны не поспела, без меня дочку мою зарыли, дай бог, чтобы хоть с отпеванием, а не как блудницу какую, без молебна да за церковной оградой.
Анна Ивановна судорожно втянула носом воздух:
- Долго я тогда справедливости добивалась, да, видать, сия птица не для столицы. Меня никто и слушать не стал, где дверь не отворяли, где взашей выталкивали, где судом да карой грозили. Поняла я тогда, что никто, кроме меня, за дочку мою убиенную не вступится, стала себя к отмщению готовить. Как сказано: мне отмщение и аз воздам.
- Руку тренировали? - уточнил Штольман, вспомнив, что удар подсвечником был нанесён очень сильный, с точки зрения доктора, даже профессиональный, специально поставленный.
- Да! - вскинулась безутешная мать. - Да, тренировала! Одного бывшего кулачного бойца умолила научить, а имя я его Вам не скажу и не пытайте, я за этого человека и по сей день молюсь. Как подготовилась, в Петербург приехала, всё про купца узнала, как и с кем живёт, как можно в дом неприметно попасть, потом дождалась, когда все суетиться перед свадьбой станут, в дом прошмыгнула под видом служанки и затаилась в каморке какой-то. Там часа намеченного дождалась, в спальню купца прошла, он меня и не слышал, над девочкой несчастной измываться начал на ложе своём адовом. Я подсвечник взяла, хороший такой, тяжёлый, и зверя этого по голове и шваркнула от всей своей материнской души. Потом канделябру эту на пол бросила, а тут служанка вошла. Я затаилась в углу, она меня и не приметила. Когда служаночка с визгом из спальни выбежала, я канделябру прихватила да с его помощью по лестнице и спустилась, после чего вышвырнула его в саду, на кой он мне сдался? Вот так вот я супостата и сгубила, отомстила за дочку. Так что давайте, казните меня, я на плаху с радостью пойду, всё одно мне теперь жить незачем.
Анна Ивановна замолчала и незряче уставилась в стену. Анна Викторовна мягко коснулась рукой руки женщины, в тщетной попытке хоть немного ободрить, да разве легко затушить боль материнскую? Штольман задумчиво прикусил костяшки пальцев, раздумывая, как лучше поступить: по справедливости или закону. По закону убийцу следует арестовать и отправить на каторгу, где она и зачахнет от тоски и печали. Получится, что купец Бобров не только дочь, но и мать изведёт, даже после смерти продолжит людей убивать. И он, Яков Платонович, его соучастником станет. А по справедливости...
- Вам есть, куда уехать, сударыня?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что не только Анна Ивановна, Анна Викторовна и то вздрогнула. Женщина растерянно посмотрела на следователя, плечами повела:
- Меня в село приглашали уединённое, оно далеко от этих мест, только...
- Вот туда и отправляйтесь, - Яков Платонович прихлопнул тростью по ладони, - даю Вам время до завтрашнего... полудня, более тянуть не стану, так что, не мешкайте.
- А дабы снова вкус к жизни обрести, можете взять с собой двух славных мальчуганов, - добавила Анна, ни на миг не забывавшая печальной истории Игната и его братишки. - Старшего зовут Игнат, а младшего - Вася. Вы их даже видели, помните?
По лицу женщины скользнуло бледное подобие улыбки:
- Помню. Васятка меня даже мамой называл... Только как же... Вы же меня арестовать должны, по закону-то...
- Помимо закона есть ещё и совесть, - вздохнул Штольман и коротко поклонился. - Всего хорошего, Анна Ивановна, не мешкайте с отъездом.
На следующий день Яков Платонович Штольман доложил полковнику Варфоломееву, что никаких шпионских следов убийство купца Боброва не несло, а была это лишь месть матери, потерявшей единственную и желанную дочь. Присланные по сказанному адресу городовые вернулись ни с чем, сказав, что дом пуст, а соседи заявили, дескать видели, как женщина с двумя пареньками, одним старшим, а вторым совсем дитятей, уехала куда-то рано утром. Искать Анну Ивановну Кубышкину никто не стал, сославшись на то, что женщина из староверов, а они своих не выдают и прячут основательно.
Когда Штольман вернулся с доклада, Лизхен прямо с порога заявила ему, что они еду в Польшу.
- Если ты не забыл, братец, то супругам молодым положено путешествовать не по трущобам Петербурга, а по Европе, - решительно выпалила Елизавета Платоновна. - И я сильно обижусь, коли Вы манкируете моим предложением погостить немного у нас с Андришем.
- Я никогда не была в Варшаве, - мечтательно добавила Анна, что и решило исход спора. Впрочем, в успехе кампании они и не сомневались, прекрасно зная своего любимого брата и супруга.
- И в Варшаве Вы будете только отдыхать, никаких расследований, - строго повторила Лизхен брату.
- Как получится, - отозвался Яков Платонович, не спешащий строить никаких радужных иллюзий и воздушных замков. Жизнь штука причудливая, у неё на каждый завиток по сто поворотов, так стоит ли наперёд загадывать?
Дело Љ 2. Карты Судьбы
Господин Уваков Илья Петрович раздражённо раздавил сигару в пепельнице и широким шагом прошёлся по тесной комнатке, которая всё чаще напоминала ему крысоловку, причём захлопнувшуюся. Опять накатила бессильная ярость, заставлявшая скрипеть зубами и стискивать кулаки так, что ногти синели, до крови впиваясь в ладони. Как же всё тщательно задумано было, какими влиятельными покровителями удалось обзавестись, какие прожекты были построены, а чем всё закончилось? Даже не пшиком, полным крахом, с коим едва ли сможет сравниться и обещанный неоднократно конец света. А всё из-за Штольмана и его голубоглазой ведьмы, будь они прокляты! Только вот Якову Платоновичу от проклятий бывшего знакомца ни тепло, ни холодно, он обвенчался со своей Анной Викторовной, в делах служебных, под крылом полковника Варфоломеева, процветает, газеты, почитай, только о нём и пишут! Уваков схватил брошенную на стол газету, изодрал в клочки и швырнул в камин, жадно глядя на то, как бумагу пожирают языки пламени. Вот только это и остаётся: прятаться в этом вонючем логове да планы мести строить, коим никогда не суждено исполниться, потому как сил не хватит бодаться с многочисленными покровителями Штольмана, гори он в аду!