Пан Гроховский сочувственно покивал, лихорадочно обдумывая, стоит ли говорить всю правду или только часть. Пожалуй, всё рассказывать не стоит, а то ещё, упаси бог, решат, что издеваются над ними, могут и вспылить, и ударить, а он, Вацлав Альбертович, уже не в том возрасте, когда потрясения для здоровья бесследно проходят.
- Господа, предлагаю продолжить наш разговор в гостиной, - пан радушно улыбнулся.
- Да не до гостей нам теперь, - резко возразил Яков Платонович, глубоко пряча руки в карманы, дабы они не выдали его волнения нервной дрожью.
Вацлав Альбертов внимательно посмотрел на следователя. Тогда, в Затонске, когда Анну Викторовну увезли (про себя пан сие действо в отношение барышни Мироновой похищением не называл), Яков Платонович являл собой образец спокойствия и невозмутимости. Сейчас же было заметно, что он весь напряжён и едва сдерживается. Иная угроза или просто пан Гроховский перешёл из категории врагов в разряд знакомых? Всё возможно... А ещё вот это вот волнение и даже редкие, тщательно подавляемые всплески отчаяния затронули сердце Вацлава Альбертовича. Он же тоже человек семейный и жену любит, а потому прекрасно понимает, каково это, не знать, где твоя ненаглядная, но при этом чувствовать, что с ней беда приключилась. Пан Гроховский мог быть жёстким, коварным, хитрым, каким угодно, только не подлым, а потому звучно крикнул пару фраз на польском лакею и серьёзно, без тени притворства, посмотрел на Андриша и Якова:
- Прошу в мой кабинет, господа. Нам есть, что обсудить.
В кабинете Вацлав Альбертович без вопросов плеснул в бокалы коньяк, протянул их гостям, сделал глоток сам, покатал обжигающую влагу во рту, тщательно обдумывая слова. Говорить или нет о Картах Судьбы? Пожалуй, не стоит, Яков Платонович человек рациональный, ещё решит, что над ним издеваются. Но если промолчать, это может быть пагубным для дам. Что ж, пожалуй, можно озвучить полуправду, пока верные люди выясняют, где Елизавета Платоновна и Анна Викторовна.
- Андриш Станиславич, а куда могли отправиться Ваши супруги?
Князь Лисовский пожал плечами:
- Лизхен сказала, что они хотят прогуляться по магазейнам.
- Мы виделись сегодня утром в кофейне "Викторин". Дам интересовала легенда о Картах Судьбы... и я могу предположить, что сии Карты интересуют не только их. Яков Платонович, мои люди сообщают, что видели в городе пана Увакова.
Яков Платонович вздрогнул, сжал губы, взгляд его заледенел, ноздри чуть приметно затрепетали.
Вацлав Альбертович кивнул, сделал ещё один глоток:
- Полагаю, у Ильи Петровича есть много причин желать зла Вам и Вашей семье, я прав?
- Так чего же мы сидим?! - Андриш Станиславич вскочил, чуть не выплеснув на себя содержимое бокала. - Нужно немедленно...
- Присядьте, князь, - пан Гроховский откинулся на спинку кресла, задумчиво посмотрел в окно, - мои люди уже ведут поиски.
- Пани Эреза, - Штольман сверкнул глазами, чувствуя себя наконец-то вышедшей на след добычи гончей, - Лизхен же модница, а эта пани самая известная в городе портниха!
- И кроме того чудачка, любительница одиноких пеших прогулок по городу, причём в позднее время, - горячо добавил князь Лисовский.
- Они с Анной точно найдут общий язык, - Яков Платонович усмехнулся, вспомнив, как часто в Затонске Анна прибегала к нему, да и не только к нему, в неурочный час.
- Едем к ней, - Андриш круто повернулся на каблуках, - Лизхен и Анна Викторовна наверняка заглянут к пани Эрезе!
- Постойте, господа, я мог бы... - но пана Гроховского господин Штольман с князем Лисовским даже слушать не стали. Коротко поклонились и вышли, даже выскочили, быстрее, чем выпущенные на охоту соколы. И горе будет тем, кого они сочтут своей добычей!
- Вот ведь, что любовь-то с людьми делает, - вздохнул Вацлав Альбертович, неожиданно почувствовав себя глубоким старцем. - Надо будет всё же сказать Томашу, чтобы присмотрел ненавязчиво, а то мало ли, что с этими горячими головами будет. Эх, молодость, молодость...
***
Домик пани Эрезы располагался на тихой небольшой улочке, кою честнее было бы тупичком назвать. Обычно днём людей там не было, все расходились - разъезжались по делам служебным, бонны с подопечными шли в парк гулять, а старики и старушки дремали в глубоких креслах в зашторенных комнатах, наслаждаясь тишиной и покоем. Так было всегда, с самых первых обитателей этой улочки, поэтому, когда князь Лисовский заприметил перекрывшую дорогу толпу, сердце его неприятно сжалось. Что могло произойти такого, что разом перечеркнуло налаженный быть всех жителей? Вряд ли, они на гуляние собрались, вон, лица какие бледные и напуганные, да и шепотки долетаю: "убили, покалечили, исхитили".
Яков Платонович терзаться неизвестность не стал, спрыгнул с экипажа, даже не дожидаясь, пока он окончательно остановится, и решительно шагнул к пытающему сдерживать напирающую толпу городовому:
- Что тут произошло?!
Властный, не терпящий возражений голос оказал волшебное действие. Городовой вытянулся во фрунт и звучно, так что его даже задние ряды любопытствующих услышала, отрапортовал:
- Душегубство, Ваше Высокоблагородие.
Штольман выразительно приподнял бровь, огляделся, заприметив пятна крови на истоптанной земле:
- А конкретнее?
- Одну девицу в экипаже увезли, а другая сбежать попыталась, так в неё из револьверов палили и ранили. Пан Шкловский, как разбойные уехали, внучка своего за дохтуром да нами послал. Во время лиходейства-то выйти не решился, старый он, да одинокий, с внучком семилетком живёт, а тех четверо было. Трое-то совсем морды катовые, а четвёртый вроде даже благородный, и девицы его признали.
Яков Платонович сглотнул тугой ком в горле, трость в руках завертел:
- Где пан Шкловский?
Городовой виновато ссутулился: