Штольман вздохнул, вспомнив мягкий негромкий голос матери, её светлые глаза, взирающие на супруга и чад с безграничной нежностью и любовью. Марта Васильевна ни единого мига не сомневалась, что у неё самый лучший муж и самые замечательные дети, даже когда сыновья являлись домой перемазанными как прах и больше похожими на разбойников, чем на благовоспитанных молодых людей. Эту свою незыблемую веру матушка передала детям, каждый из них твёрдо знал: какие бы тучи не сгущались на горизонте, какие бы шторма не бушевали вокруг, они со всем справятся. А если у самих сил не хватит, на помощь придут родные либо же иные хорошие люди, коих на свете гораздо больше, чем людей дурных. И даже в самые мрачные часы невзгод и испытаний в глубине души, в самом потаённом уголке сердца, куда лишь Аннушка смогла пробраться, жила у Якова Платоновича эта вера в лучшее. И сейчас живёт, подпитываемая любовью супруги и теплом, на кое так щедры братья и сестрица с их семействами.
- Яша? - Аннушка своим любящим сердцем безошибочно уловила светлую грусть мужа, с волнением заглянула ему в глаза. - Что-то не так?
Ещё не так уж и давно, каких-то три года назад, Яков Платонович ни за что не стал бы поверять свои размышления о семье, кои хранил трепетно, словно Кощей либо дракон злато. Сейчас же он лишь чуть смущённо улыбнулся, затеребив по привычке левый манжет и ответил:
- Родителей вспомнил.
- Они у тебя хорошие, - Анна Викторовна улыбнулась, вспомнив призрачных родственников и добавила, - и очень тебя любят.
Лицо Штольмана озарила улыбка. Не официальная, чуть приподнимающая уголки губ и оставляющая холодным взгляд, а ясная и чистая, словно озаряющая и согревающая всё вокруг. Пётр Иванович, случайно поймавший эту улыбку, поспешно отвернулся, словно бы увидел что-то для чужих глаз не предусмотренное. А ещё господин Миронов с лёгким сожалением подумал, что, пожалуй, зря он так цепей Гименея-то избегал. Конечно, кому-то они оковы неподъёмные почище кандалов каторжных, но есть ведь и те, для кого это связь бесценная с душой любящей и любимой. Витя-то, вон, тоже счастлив в браке, хоть Машенька у него порой и становится воительницей - надзирательницей.
Не успел Пётр Иванович о брате вспомнить, как тут же его и заприметил. Виктор Иванович сидел на веранде, на коей семейство любило за чаем собираться, и газету читал, листы сердито перелистывая. На звук подъезжающего экипажа господин Миронов от чтения оторвался, и на его сумрачном лице улыбке заиграла, и глаза засияли.
- Папенька, - Анна сама из экипажа выпорхнула, помощи мужа не дождавшись, к отцу подскочила и обняла, звучно в щёку поцеловав, - как же я рада тебя видеть!
- Взаимно, - Виктор Иванович на миг дочь отстранил, окинул взглядом внимательным, изучающим, убедился, что Аннушка, как говорится, цветёт и пахнет и собой вполне благополучна, и снова к груди её притиснул. - Я тоже рад тебя видеть, дочка.
- Все за стол, - распорядилась Мария Тимофеевна, начиная приятные хлопоты по приёму дорогих гостей. - Прасковья, завтрак неси!
- Нам бы умыться с дороги, - Яков Платонович смахнул с рукава дорожную пыль и добавил. - И переодеться.
- Я провожу, - Анна восторженно, словно маленькая девочка, получившая большой рождественский подарок, захлопала в ладоши, - идём.
Мария Тимофеевна задумчиво посмотрела вслед дочери и зятю, вздохнула, прижалась к мужу, припав головой к его плечу:
- Любит она его, это давно было понятно. А он её любит? Как думаешь?
- Любит, - уверенно ответил Виктор Иванович и добавил с тихим вздохом, - больше жизни.
Пётр Иванович опять вспомнил улыбку Штольмана и молчаливо с братом согласился. А ещё посмотрел на брата с женой, прислушался к счастливому, точно перезвон колокольчиков на лугу, смеху Аннушки, долетающему из дома и с особой остротой ощутил собственную неприкаянность на этом свете. Может, стоит жениться, взбаламутить болотце Затонска, ведь ещё и не так стар? Пётр Иванович крякнул, налил себе коньячку, благо Мария Тимофеевна, разомлевшая от приезда дочери и крепких объятий мужа бдительность утратила, и разом осушил рюмочку. Право слово, любовь словно простуда, так и разливается в воздухе, заражая всё вокруг, впору нос и рот, как советует в таких случаях доктор Милц, платком закрывать!
***
Приготовленные для дорогих гостей комнаты Аннушка нашла без труда, матушку-то она хорошо знала. Мария Тимофеевна приказала проветрить и как следует протопить комнату дочери и ещё одни покои, соседние, в коих, по изначальной задумке матушки, дочка должна была рукоделием заниматься да переписку вести. Анна же всем занятиям, приличествующим благовоспитанным барышням, предпочитала спиритизм да катание на велосипеде, а потому в комнату если и заглядывала, то только в компании Марии Тимофеевны под её строгим надзором и чутким руководством.
"Теперь всё будет иначе, - Анна Викторовна провела пальчиком по полке с книгами, выглянула в окошко, - эта комната станет моей самой любимой, ведь она Яшина".
Яков обнял жену, уткнулся лицом в пушистые завитки на макушке, Анна в ответ всем телом прижалась к мужу, наслаждаясь излучаемыми им теплом и силой, такими родными и желанными.
- Аня, - прошептал Яков, расстёгивая маленькие пуговки на лифе жены.
Анна подняла на мужа сияющие голубые глаза, прошептала хрипловатым от сдерживаемых чувств голосом:
- Нас родители ждут.
- Я знаю, - выдохнул Штольман, целуя супругу в плечико.
Анна вздохнула порывисто, потянулась, снимая с мужа сюртук и слегка досадуя, что нельзя разом и от рубашки его избавиться.
- Аня, - Яков чуть отстранился, восхищённо глядя на жену, - драгоценная моя... Люблю тебя.