Анна Викторовна залихватски тряхнула головой:
- Ничего, мы справимся. В крайнем случае, изгоним его в зеркало, как Ферзя, помнишь?
Яков кашлянул, насупился. Для него дело шулера Ферзя было неприятным не только потому, что подозрение в убийстве пало, но ещё и из-за ссоры с Анной. Он же решил, будто она обманула его, предала, а предательство Яков Платонович воспринимал весьма болезненно с той самой поры, как узнал о тайне своего рождения.
Анна притихла, догадавшись, что невольно причинила мужу боль, виновато заглянула Якову в глаза, робко поглаживая по плечу:
- Прости, я не хотела тебя обидеть...
Голубые глаза Анны Викторовны заблестели от слёз, носик покраснел, барышня горестно хлюпнула и прижалась к мужу, пряча личико у него на груди. Яков прижал жену к себе, прекрасно понимая, что и время, и место для проявлений нежности чрезвычайно неуместное, но не имея ни желания, ни сил противиться искушению. Право слово, они лишь вчера обвенчались, пылкость чувств вполне простительна!
- Я люблю тебя, Яков, - прошептала Анна, по-прежнему уткнувшись в грудь мужу, отчего голос прозвучал глуховато.
Горло Штольмана словно невидимая петля перехватила, дыхание сбилось, а слова разлетелись певчими птахами, только и получилось выдавить сухое, совсем к нежности момента не относящееся:
- Нам нужно идти.
Анна Викторовна, вопреки опасениям мужа, на слова сии не оскорбилась, наоборот, ласково пальчиком по губам его провела, улыбнулась, а потом отстранилась, светски кивнула:
- Вы правы, Яков Платонович.
Наблюдающий за следователем из мутного окошечка в коридоре городовой Прокофьев впервые за годы разгульной жизни задумался о том, что, возможно, матушка и права, стоит завести семью. Только по любви, чтобы и у него так же, как у господина Штольмана, глаза счастием сияли.
Дело Љ 1. Сладострастникъ. Следствие начинается
Ольга Кирилловна Погодина, обитающая в доме купца Боброва на положении то ли дальней родственницы, то ли приживалки, то ли экономки и являющаяся вот уже несколько лет бессменной любовницей Кирилла Владимировича, свадьбе своего полюбовника не радовалась. Одно утешало: невеста выглядела девицей тихой и угрозы не представляла, такая лишний раз очи на супруга не поднимет, не то, что возражать против его утех насмелится. Но когда утром зарёванная горничная ворвалась в покои Ольги Кирилловны и заикаясь выпалила о смерти барина, женщина поняла, что, похоже, недооценила волчицу в овечьей шкуре. Вот ведь мышь серая, такой скромницей прикинулась, а сама, змеища подколодная, загубила муженька, став богатой наследницей! У, гадюка, обманула-таки, подлюка!
Ольга Кирилловна направилась было знакомой дорогой в спальню, дабы самолично убедиться в кончине полюбовника и заодно вырвать, если придётся, то и с клочьями волос, у молодой вдовушки свою долю наследства. Чай, не за ради интереса она постель старому развратнику грела! Только даму ждало пренеприятное открытие: кто-то из слуг, стряпуха поди, не иначе, она, ведьма косоглазая, госпожу Погодину всегда терпеть не могла, сбегал за городовыми. И у спальни стоял дюжий мужик, оловянно таращивший на даму глазу и повторявший точно музыкальный ларец: не положено да не дозволено. Ольга Кирилловна испытала все проверенные средства: и улыбки, и трепетание ресниц, и словно бы случайно отрывшееся более, чем следует, декольте, но всё было напрасно. Городовой даже не смотрел на отрывшиеся ему прелести, статуй проклятый! Госпожа Погодина в сердцах едва под ноги не плюнула, повернулась крутенько, так что подол вокруг ног взметнулся, щиколотки точёные молочной белизны обнажив, и собралась было к себе удалиться, как раздались голоса, и в коридоре появились трое: ещё один городовой, какая-то девица и мужчина в штатском платье, неброском на вид, да пошитом опытным мастером. Вот за этот-то наряд Ольга Кирилловна взглядом и зацепилась, быстро оценив его стоимость, и лишь за тем взгляд на самого мужчину перевела, машинально плечи расправляя да платье одёргивая.
- Чем обязана? - томно протянула госпожа Погодина, приближаясь к визитёрам, кокетливо покачивая бёдрами.
Незнакомая барышня приветливо улыбнулась и ясным звонким голосом произнесла, ещё и руку для знакомства протянув:
- Здравствуйте.
Ольга Кирилловна по-кошачьи глаза сощурила, прикидывая, кем может быть сия особа незнакомому мужчине и чего ради он её с собой притащил. Дочь? Нет, по возрасту не годится, да и какой папаша дочуру туда, где убийство свершилось, притащит?! Полюбовница? А на кой, спрашивается, её с собой волочь? Покойник-то своими амурами не хвастал, потаясь держал. Супруга? Дак ей и вовсе не место тут, жёнки дома сидят, детей растят, да вышивают сутки напролёт али молятся, мужа дожидаючись.
- Я следователь Штольман, Яков Платонович, - мужчина непроизвольно, даже сам того не осознав, приобнял девицу, обозначив тем самым своё право на неё, - а это моя супруга и помощница Анна Викторовна.
Ольга Кирилловна сердито поджала губы. Вот, значит, как, супружница молодая, не надоела ещё, потому всюду с собой и таскает, как малец сабельку деревянную. Опять же доблестью да смекалкой со сноровкой перед ней похвастать хочется, дабы прониклась и восхитилась. Ну что ж, наивная дурёха опытной куртизанке не помеха, соблазнение сие Штольмана будет приятной забавой после старика постылого. Да и в любовных утехах следователь, поди, интереснее старикашки, ему силы свои поддерживать всевозможными декоктами не приходится. Госпожа Пригодина сладострастно вздохнула, обольстительно улыбнулась и, подавшись вперёд, дабы грудь соблазнительнее в декольте выглянула, и талия стройнее стала, промурлыкала:
- Добро пожаловать, Яков Платонович. Не желаете ли чаю?
Господин следователь вскинул глаза, и Ольгу Кирилловну мороз прохватил, вспомнилось давнее из детства: как в лесочке набрела она на змею, гревшуюся на пеньке. Гадюка вскинула острую точёную головку и предупредительно зашипела, высунув тонкий раздвоенный язычок, а Оленька, застыв, смотрела в светлые глаза, в коих светилась многовековая мудрость и неумолимая беспощадность самой судьбы.