Но Юленька намёка Анны предпочла не заметить, отвернувшись с деланно равнодушным видом. Господин Солнцев желваками на скулах заиграл, на каблуках круто развернулся и вышел, в сердцах так дверь за собой затворив, что даже чашки на столе звякнули.
Анна Викторовна поняла, что пора вмешиваться, пока амурные дела подруги из драмы не перешли в откровенную трагедию. Барышня чинно сложила салфетку, поблагодарила всех за приятное общество и непринуждённо, словно ничего и не произошло, предложила:
- Юленька, душа моя, давай прогуляемся, погода сегодня чудесная.
Штольман задумчиво посмотрел в окно, где моросил мелкий дождь, уверенно превращая дороги в грязь, и озорно улыбнулся:
- Не знал, Анна Викторовна, что Вам дожди нравятся.
- А Вы, Яков Платонович, ещё многого обо мне не знаете, - Анна взглянула на мужа сияющими от нежности и любви глазами.
Яков хотел сказать, что почитает за счастье всю жизнь посвятить изучению интересов супруги, но привычка к сдержанности в очередной раз взяла верх, уста остались немы, зато глаза сказали всё и даже больше. Графиня Берестова, сей взгляд приметившая, вздохнула печально, впрочем, слабость свою быстро улыбкой скрыв и в самых любезных выражениях согласившись отправиться на прогулку.
Антон Андреевич откашлялся, встал из-за стола, так старательно одёргивая сюртук, что тот едва ли по швам трещать не начал и произнёс строго, почти приказным тоном:
- Василиса... - тут же сбился и покраснел, только сейчас осознав, что так и не удосужился узнать, как зовут батюшку милейшей Василисушки.
Девушка, испуганная суровым тоном едва ли не до полуобморочного состояния, прошелестела, сжавшись и не смея глаз поднять на господина следователя, лишь гадая о причине его неудовольствия:
- Ивановна...
- Благодарю вас, - Коробейников улыбнулся, опять становясь самим собой, - Василиса Ивановна, могу я просить Вас о возможности... - Антон Андреевич замешкался, собирая разбегающиеся, точно тараканы от включенного света, слова, - побеседовать наедине.
Василиса заалела утренней зорькой, согласно кивнула и тут же посмотрела на господина Волкова, безмолвно вопрошая его разрешения на столь значимую, сердце вещее не обманешь, беседу.
- Чего ты на меня-то уставилась? - хмыкнул Тимофей Тимофеевич, - я свою жизнь уже доживаю и глупостей за годы бытия совершил немало. Теперь твой черёд.
- Благодарствую, - прошелестела Василиса и выскользнула из комнаты, дабы ничем сурового родственника не огневать и тем самым не лишить себя возможности обрести счастие.
- На здоровьичко, - сердитым котом фыркнул господин Волков, за рукав Антона Андреевича придержал и негромко так, даже ласково, по-родственному, произнёс:
- Если обидишь девочку, со света сживу. Ты меня понял, родственничек новоявленный? Она не сирота, заступа и за неё найдётся.
- Я и не собирался обижать Василису Ивановну, - возмутился Коробейников, даже досадуя немного, что ему столь крамольные мысли даже в голову не пришли.
- Вот и правильно, - Тимофей Тимофеевич отпустил Антона Андреевича, головой в сторону двери мотнул. - Ступай, негоже девку заставлять ждать, она от этого ещё, не дай господь, думать начнёт. А умная жена, она же ещё и своевольная, а это хуже лихорадки, ту хоть предугадать можно, да и когда-никогда сия хворь всё же отступает. А от своевольной умницы никакого спасу.
Яков Платонович не сдержал улыбки. Хорошо, что Анна Викторовна с Юлией Романовной уже ушли, им бы столь нелестные высказывания о дамах совершенно точно не понравились, но сложно не признать правоту господина Волкова. Как ни крути, а со своевольной умницей маятно, её за спиной своей долго не продержишь, непременно выскользнет и помогать начнёт. И даже запертая дверь не остановит, на практике проверено, ух и сердилась же Аннушка, когда он её в кабинете своём запер, чтобы она от происков обезумевшего доктора не пострадала! Штольман вздохнул, вспомнив, как страстно ему хотелось поцеловать Анну Викторовну прямо так, на крыльце особняка графини, наплевав на городовых и мнение всех и каждого. И он точно знал, Анна не оттолкнула бы его, она ждала этого поцелуя. Только вот сам Яков Платонович поцелуем бы точно ограничиться не смог, его железная выдержка и так трещала и разваливалась от каждого нежного взгляда блестящих голубых глаз, каждого мимолётного касания рук, каждой улыбки и нежного голоса, то воодушевлённо-звонкого, то строго-чеканного, даже от сердитых отповедей, на которые госпожа Миронова не скупилась.
- Что-то мне подсказывает, что Вы, Яков Платонович даже оставшись наедине с самим собой скучать не будете, - господин Волков усмехнулся, головой покачал, - сие отлично, поскольку мне хотелось бы побеседовать с родственниками прежде, чем прибудет адвокат. Ольга, прошу за мной.
Ольга Макаровна вздохнула, несколько нервно поправила волосы и последовала за Тимофеем Тимофеевичем, даже не зная, ждёт ли её радость или изгнание из дома с позором. Ну и пусть, как говорится, чему быть, того не миновать, она человек, а не птица сказочная, чтобы голову в песок от страха прятать.
***
В кабинете господин Волков любезно предложил Ольге присесть, чем изрядно смутил и встревожил барышню, особой чувствительностью не отличающуюся. Помолчал немного, прошёлся из стороны в сторону, заложив руки за спину.
- Вы уж не тяните, Тимофей Тимофеевич, я не барышня восторженная, со мной особенно церемониться не надо, чувств не лишусь и не надейтесь, - Ольга руки на груди скрестила и голову вызывающе вскинула.
- Наследницей Вас хочу сделать, - господин Волков опустился за стол, хищно впившись взглядом в родственницу.
Ольга облизнула пересохшие губы, выдохнула хрипло и растерянно:
- Так я же не достойная...
Кустистые густые брови старика взмыли вверх, в голосе заскрежетал сдерживаемый смех:
- Отчего же? Убить Вы меня не пытались, на других не искушались, а то, что родство у нас весьма относительное, так это и вовсе ерунда. Как гласит библия, все люди на земле братия и сёстеры.