Всё изменилось на балу в доме графа Арсеньева, куда Анастасия Георгиевна прибыла вместе со своими родителями. В ту пору в доме графа гостил его старинный приятель, полковник Алмазов, Дмитрий Кириллович, человек годами немолодой, успевший нажить и седины в волосах, и шрамы многочисленные на душе и теле. Граф представил Настеньку полковнику, барышня взглянула в чёрные, словно демонические, очи военного и… пропала. Исчезли все звуки, запахи, во всём мире осталась лишь она да этот мужчина, краше коего на всём свете нет и быть не может.
- Вы позволите пригласить Вас? – Дмитрий Кириллович поклонился, протянул широкую крепкую ладонь девушке.
Рука бравого военного, успевшего повидать за свою жизнь многое, подрагивала от волнения, убелённый сединами полковник чувствовал себя безусым кадетом на своём первом балу.
- Да, - прошелестела Настенька, с душевным трепетом вкладывая свою ручку в широкую ладонь.
Что они танцевали, о чём говорили, да и говорили ли вообще, Анастасия Георгиевна не смогла сказать бы даже под пытками. Когда танец кончился и Дмитрий Кириллович проводил барышню на её место, поклонился и отошёл, Настеньке показалось, что вместе с ним ушла и её весёлость.
- Что с тобой, моя милая, – встревожилась маменька, - ты такая бледная, уж не захворала ли?
- Я здорова, матушка, - ответила Настенька, не сводя глаз со стоящего поодаль Дмитрия Кирилловича.
Нина Александровна за взглядом дочери проследила, разом отметила и солидный возраст, и шрамы, и седины в волосах господина полковника и недовольно поджала губки. Уж могла бы дочурочка и кого подостойнее выбрать, вокруг неё такие кавалеры кружат! Но сердцу, как известно, приказать нельзя, оно не поддаётся доводам разума, у него своя, особая мера на всё и всех. Князь Горчаков, когда вечером жена поведала ему обо всём без утайки, лишь улыбнулся и посоветовал не забивать голову глупостями. Девичье увлечение, что весенний ледок, только отвернись, а уж и нет ничего.
Но увлечение оказалось гораздо серьёзнее, чем восторженный интерес юной барышни к бравому военному. У Дмитрия Кирилловича и Анастасии Георгиевны оказались схожие взгляды, им нравилась одна музыка, они искренне любили театр и балет, душной бальной суете предпочитали прогулки или же уютные вечера пред камином с книгой, причём всем произведениям предпочитали Вольтера, да могли иногда ознакомиться с входящими в моду готическими романами.
Когда полковник Алмазов явился в дом князя Горчакова с официальным предложением, этому уже никто не удивился, всё ещё с открытия зимнего сезона было понятно. После официального обручения Настенька с матушкой с головой ушли в предсвадебные хлопоты, а Георгий Васильевич с женихом в заботы другие, менее занимательные, но не менее важные: нужно было позаботиться о доме, в который супруг приведёт жену после венчания, подписать кучу бумаг, укомплектовать штат слуг и ещё множество дел муторных и мешкотных, без коих невозможна безоблачная семейная жизнь. В день венчания Настенька была хороша, словно ангел, жених на её фоне наружностью сильно проигрывал, но безграничная любовь, сиявшая в демонических очах, всё компенсировала. Родители от всего сердца благословили дочь на долгую и счастливую жизнь, только старая нянька с трудом сдерживала слёзы. Накануне церемонии она бегала к блаженному Егору узнать о счастье своей воспитанницы, и тот провозгласил барышне скорую смерть. Нянька всю ночь простояла на коленях, моля небеса смилостивиться, но, видимо, не вняли святые горячим молитвам. Аккурат на праздничном обеде Настенька со своим супругом отпили из щедро изукрашенных золотом бокалов и упали бездыханные. Нина Александровна истошно завопила и рухнула в беспамятстве, разом постаревший лет на двадцать князь Горчаков, держась рукой за сердце, приказал звать доктора и послать человека за Штольманом Яковом Платоновичем, после чего упал на пол в глубоком обмороке.
К тому моменту, когда Яков Платонович вместе с Анной Викторовной прибыли, в доме уже остро пахло камфоровым маслом и лавровишневыми каплями. Три заплаканные горничные и доктор хлопотали вокруг по-прежнему лежащей в беспамятстве Нины Александровны, а Георгий Васильевич, бледный, в расстёгнутой до середины груди белоснежной шёлковой рубашке, безучастно сидел в кресле, вертя в руке стопку коньяку.
- К Вам следователь Штольман с супругой, - провозгласил лакей, тщетно пытаясь подавить в голосе дрожь сдерживаемого рыдания.
Князь отшвырнул стопку, коньяк выплеснулся щедрой волной, испортив пушистый светлый ковёр, но на это никто даже не обратил внимания, не до того было:
- Проси немедля!
Первой в комнату скользнула Анна Викторовна, Яков Платонович вошёл следом за ней.
- Сударыня, - Георгий Васильевич церемонно поклонился Анне, нервически дёрнул уголками губ, силясь изобразить улыбку, - прошу меня простить за столь неподобающий вид…
В голубых глазах Анны Викторовны было столько сострадания, что князь махнул рукой, обрывая светскую фразу и отвернулся, пряча слёзы.
- Примите наши соболезнования.
Голос Якова Платоновича был приглушён, но серые глаза смотрели строго, стараясь не упустить ни малейшей детали.
Георгий Васильевич, пересиливая себя кивнул, повернулся, неловко и поспешно вытирая щёки:
- Сударыня… Простите, запамятовал Ваше имя…
- Анна Викторовна, - с готовностью подсказала Аннушка, у которой сердце кровью обливалось при виде безутешного родительского горя.
- Вина? - Князь сделал знак стоящему в углу бледному потерянному лакею, и тот поспешно наполнил три бокала бледно-розовым, источающий тонкий аромат вишни, вином.
- Благодарю Вас, на службе, - отказался Яков Платонович.
Горчаков понимающе усмехнулся, головой покачал:
- А я, с Вашего позволения, выпью. За… упокой души дочери моей… и супруга её новоиспечённого, - хриплым дрожащим от непролитых слёз голосом провозгласил Георгий Васильевич залпом осушая свой бокал. – Анна Викторовна, а правда, что Вы с духами общаться умеете?
Штольман невольно стиснул зубы, предугадывая просьбу, которая непременно последует за вопросом. Аннушка такая впечатлительная, ей нельзя волноваться, а остаться спокойным при такой неподдельной родительской скорби и ему-то, не отличающемуся особой ранимостью, непросто. Конечно, родителей понять можно, кто бы на их месте отказался от возможности сказать своему горячо любимому и стремительно ушедшему чаду последнее прости, но что после этого с Аней будет?!
- Вы хотите, чтобы я вызвала дух Вашей дочери? – Анна Викторовна о переживаниях своему супруга не догадывалась, всем сердцем желая облегчить отеческую боль.
- Если этой возможно, - Георгий Васильевич судорожно вздохнул, прижимая трясущуюся ладонь к опять защемившему сердцу. – Не для себя прошу, для жены моей… худо ей, врач говорит… умереть может… она жить не хочет… - по щеке мужчины скользнула предательская слеза, кончик носа покраснел, веки набрякли, как тучи перед дождём, - если это возможно, пусть она с Настенькой… или хоть привет прощальный от неё услышит… я не переживу смерть жены…
Яков Платонович затеребил левый манжет, что всегда было верным признаком душевного смятения хладнокровного сыщика. Вспомнился, как живой пред глазами встал Платон Карлович, деятельно-бодрый, никогда не теряющий хладнокровия и чувства юмора. Только вот после смерти любимой жены что-то словно надломилось в нём, не смог он без своей Марточки, даже многочисленное потомство не удержало. Убедился, что у всех сыновей всё благополучно, дочурка счастлива, и последовал за своей супругой в райские кущи.
«А ведь это очень важно, успеть сказать о своих чувствах, - подумал Яков и вздохнул, - важно и непросто».
- Вы нам поможете? – князь Горчаков умоляюще смотрел на Анну Викторовну. – Прошу Вас.