Я кричал. Останавливались прохожие. Два дюжих сержанта приближались, неприязненно топая ботинками. А я смеялся, потому что впервые видел страх на хлорвиниловом лице, безжалостно освещенном утренним солнцем.
* * *
Все это происходило в начале восьмидесятых годов теперь уже прошлого века, за пять-десять лет до перестройки. Я ошибся, как ошибались тогда в своих ожиданиях все работяги. К девяностым годам такырбасы и другие кишечно-половые космополиты так размножились, вошли в такую силу, что присвоили себе и вывезли за границу все, что под браваду патриотических лозунгов, было построено до них каторжным трудом народа, а вольные бригады нулевого цикла перевелись или отступили далеко на север.