Все это неважно. Понимают сию простую истину, как правило, глубоко уставшие от жизни люди, для которых на первое место выходит душевный покой. Счастливая возможность никуда не бежать. Никому ничего не доказывать. Жить, а не выживать».
Автор текста Арине неизвестен, в интернете наткнулась, запомнила. Ничего никому не доказывать она отродясь не умела. Глубоко уставшие от жизни люди, просто уставшие от жизни, это, по ее убеждению, не душевный покой, а отупение. Кстати, стандартный набор счастья у каждого – свой. И успех – штука индивидуальная, кому-то редиска в огороде – радость, а кому-то квартира, машина и дача вместе с морем два раза в год – истинное наказание. И мечтают они о том, что кажется им недостижимым.
Иногда достигают. И тут же переключаются на новые мечты о недостижимом. Самое сложное – договориться с самим собой, что твоя жизнь тебя устраивает.
«Занимайтесь тем, что делает вас счастливыми. Забудьте о деньгах или других ловушках, которые принято считать успехом. Если вы счастливы, работая в деревенском магазине, работайте. Помните, что у вас всего одна жизнь», – так сказал Карл Лагерфельд, большой придумщик и фантазер. Интересно, сколько времени он сам был бы спокоен и тих, работая в том деревенском магазине?
С тех пор, как Арина переехала в Нью-Йорк, при встречах с соотечественниками она уверена, что обязана платить, всегда и за всех должна платить сама. В ресторане, в кафе, на выставках – многие ведь любят и по идиотским выставкам ходить, на что у Арины времени не было, но отказывать неудобно. Абсолютно неверный вывод! Сделай приветливое лицо, ты же умеешь, скажи, что занята – ведь ты же и правда занята! И добавь: «в другой раз непременно!» – так все делают. А тебе неловко.
После нескольких повторений чего-то вроде «да не беспокойтесь, я заплачу!» – к Арине начинали относиться слегка презрительно, словно она, понимая степень персональной незначительности, пытается отблагодарить собеседников за время, на нее потраченное.
Томная встревоженность напряженного взгляда выдавала крайнюю степерь сексуальной озабоченности, Аннушка – «дочь полковника», чем она очень гордилась, маленькая и округлая, пышущая, вдобавок пишущая статьи о театре – ни одну из них Арина не читала – та и вовсе к концу третьего часа беседы (душевная близость обретена и многократно подтверждена обеими, она продлится вечно!) искривила ротик, напомаженный в стиле зощенковской героини, и внезапно оборвала наметившийся духовный контакт: ты не слушаешь меня, когда я говорю о важном! После чего картинно сдерживала набегающие слезы (минуты полторы ушло) – и добавила: вот так всегда! Мои переживания никому не нужны! Никому не интересны! Мне жаль, что я с тобой встретилась! – Аннушка застыла в нерешительности, вместо того, чтобы устремиться к выходу.
Арина, изнемогшая за три часа беспрерывного сидения под бьющей струей кондиционера в первом попавшемся кафе, куда они забрели, спасаясь от продроглого ноября, считала, что тема разговора не менялась – говорили о каком-то мюзикле, Аннушкином спектакле-фаворите (ничего себе, за неимением постоянного бойфренда, она влюбилась в «Бал вампиров»! Фрейд бы почел за честь лечить ее бесплатно), мюзикл Арину не интересовал, но разговор поддерживала, кивая иногда, вставляя ни к чему не обязывающие замечания, вызывающие приступы энтузиазма у собеседницы.
Потом включили этот проклятый кондиционер, неожиданно включили, и это чувство физического неудобства, и жгучие колючки тут же разбежались по телу. Бьющий в спину поток воздуха, но Арина сидела прямо, виду не показывала, разве что в плащ завернулась, как в римскую тогу, и ладонь тыльной стороной к пояснице приставила, хотя жесты не защищают. Заноза седалищного нерва давала себя знать при первом же переохлаждении, что поделаешь, но это тайна, неведомая чужим. Так и общались, беспрерывная беседа, практически без отступлений и интермедий по принципу «взгляд в окно», как в прелюдиях и фугах И.-С. Баха.
А теперь она стоит и с ноги на ногу переминается, во взгляде обида, но ждет, пока Арина заплатит. И вот те на, оказывается, после того, как счет унесли (Аннушка отобедала, как и положено пухленьким девушкам, полным курсом ресторанного меню, кофе и тортик на десерт, да не вопрос, что полный курс с тортиком, какие мелочи) – можно Арину оттолкнуть и с наслаждением презирать за неправильную коммуникабельность.
Запросто: голод Аннушка утолила.
Недаром любимый ею мюзикл «Бал вампиров» зовется, это же надо, мешанину ярмарочных, наскоро слепленных типажей в эстетике площадного театра и гнусавых звуков, сдавленных глотками исполнителей, воспринимать без отвращения! Энергетическое питание для истеричек, ведь Аннушка еще и по разным городам ездила за любимым спектаклем вослед! И видимо, в такие моменты как «обед уже оплачен», она чувствовала себя чем-то таким особенным, тем самым вампиром, который, насытившись, откидывается от донорской шеи с чувством отвращения. Он таким образом выживает. Вампир. И Аннушка туда же – теперь плати, Арина, за общение! И уходи со своими буржуйскими деньгами прочь!