Значит, дело серьезное. В последние дни все чаще производили на их аэродроме посадку самолеты с ранеными и с оцинкованными гробами…
— Хорошо, сейчас приеду.
Николай сбросил футболку, направился в ванную. А Наталья как стояла посередине комнаты, так и осталась стоять, глядя на него повлажневшими, опечаленными глазами.
Расставание. Он не любил само это слово и время, которое отводилось на сборы, потому всегда спешил сократить его. Правда, расставание расставанию рознь; одно дело, когда он уезжал на учебу, улетал в командировку на авиационный завод или в другую часть, и совсем другое — на испытание нового оружия, в Афганистан, где у каждой горы могут прятаться душманы с крупнокалиберными зенитными пулеметами или «Стингерами».
Как он ждал приезда жены и дочери, как тосковал по ним последнее время, даже в полете думал о них, беспокоился, не болеют ли, не попали ли еще в какую-нибудь неприятную историю! И хотя Наталья писала часто, тревога не покидала его. С трудом он дождался их приезда в Тарбоган…
Два дня пролетели как два часа.
Он быстро побрился и, вытираясь на ходу, стал помогать Наталье укладывать в чемодан свежее белье, платки, носки, бритвенные и туалетные принадлежности.
— Ты же говорил, что пробудешь дней десять? — обиженно спросила Наталья, словно он сам был виноват в вызове.
— Хорошенького понемногу, — решил Николай шуткой развеять огорчение. — А то еще надоедим друг другу.
— Если через неделю не вернешься, я тебя вызову телеграммой, — приняла шутку Наталья, не желая, видимо, усугублять и без того невеселое настроение.
— Папочка, мы тебя будем очень, очень ждать, — повисла у него на шее Аленка, когда он поднял ее и поцеловал.
— И учиться будешь хорошо? — спросил Николай с улыбкой.
— На пятерки, — заверила Аленка.
— И маму будешь слушать?
— Конечно, папочка. И все, все буду помогать ей делать.
У Натальи по щекам сбежали слезинки. Но она улыбнулась, поцеловала долгим и крепким поцелуем.
— Береги себя.
— Обязательно.
На аэродроме его уже поджидали командир полка, начальник политотдела.
— Извини, что выходной тебе испортили, медовый месяц прервали, — невесело пошутил командир полка полковник Серегин. — «Духи» заставили. Надеюсь, радио слушаешь, газеты читаешь?
— Случается иногда, — в том же тоне ответил Николай.
— Вот и хорошо. Значит, все ясно. — Посмотрел на часы. — В десять ноль-ноль — вылет в долину. Конкретное задание получишь на месте…
В начале десятого вся эскадрилья была в сборе, за исключением заместителя командира майора Сташенкова. Николай попросил у инженера бортовую машину и приказал штурману капитану Марусину ехать в город, разыскать Сташенкова.
Замкомэска приехал на аэродром перед самым вылетом, когда Николай построил эскадрилью для дачи последних указаний. Попросил разрешения стать в строй. Лицо у Сташенкова было злое и помятое, глаза красные, видимо, снова кутил.
— Идите к врачу, через пятнадцать минут вылет, — еле сдерживая раздражение, приказал Николай.
«Вот тебе еще „подарочек“, — пронеслось в голове. — Срыв вылета на боевое задание. Разговоров и упреков на год хватит…»
Напомнив порядок взлета и следования на аэродром в долину, он распустил строй.
К его удивлению, Сташенков вернулся повеселевший, доложил:
— Все в порядке, разрешите занять место в кабине?
— А как себя чувствуете? — не поверил Николай.
— Превосходно, — ответил тот с усмешкой. — Можете справиться у врача.
— Занимайте.
Времени для выяснения состояния здоровья заместителя не было, и Николай снова вынужден был перенести разговор на потом.
— Все, больше я тебя никуда не отпущу, — Земфира намыливала его ароматным мылом, поливала из пластмассового кувшина теплой водой и терла мочалкой так старательно, словно он за эти три недели, что лазил по горам, копотью покрылся. Он не спорил, даже не возражал — так приятно было сидеть в теплой воде, чувствовать прикосновение сильных и нежных жениных рук. — Ты посмотри, что от тебя осталось. Одни кости. Этак скоро и мне ничего не останется. Или ты себе другую нашел и она из тебя все соки вытянула?
— Масуд у меня один. Он соки вытягивает.
— Не произноси при мне это имя, — попросила Земфира. — Я каждый день молю Аллаха, чтобы он быстрее послал ему погибель.
— Не торопи Аллаха, он мне доверил его судьбу.
Земфира перестала тереть, на лице отразился испуг.
— Ты решил?.. Масуд очень коварен, телохранители глаз с него не спускают.
— Я тоже телохранитель и казначей.
— Я боюсь за тебя. Не надо, давай бросим все и уйдем.
— Куда?
— Куда пожелаешь. Я пойду за тобой всюду, кроме как к Масуду. Ты говорил об Арабских Эмиратах.
— Надо через Пакистан. А там псы Масуда и Моджаддеди.
— Тогда пойдем к нам, в Узбекистан. Ведь советские командиры тебя отпустили. А если мы придем сами…
Она угадала его мысли. Но Абдулахаб промолчал: женщины слишком эмоциональны, а в таких делах нужен холодный, верный расчет.
Потом они лежали на плетеной, с низкими ножками кровати, застланной белоснежной простыней — Земфира сохранила привычку к чистоте и аккуратности, что он ценил в ней, — и он, насладившись страстной любовью, гладя упругие груди, впалый живот с нежной шелковистой кожей, стройные ноги, не мог уснуть, несмотря на то что не спал уже не одну ночь; и не страсть, не возбуждение были тому причиной; сердце его клокотало от негодования: как посмел Масуд надругаться над этим прекрасным телом, осквернить гиббоном Азизом? И сон не шел к Абдулахабу, голову переполняли думы о мести, и не будет ему покоя, пока живы на земле Масуд и Азиз…
Сардар дал ему три дня на то, чтобы разнести по кишлакам пособия семьям погибших, Абдулахаб справился за два дня, сэкономив один для Земфиры: передал списки погибших и афгани муллам, они сделают все остальное.
Сбор отряда, вернее остатков его, назначен на 5 октября в районе провинции Мазари-Шариф, оттуда Масуд намерен направиться в Пакистан для пополнения отряда. Нетрудно догадаться, почему он местом сбора избрал кишлак Шаршариф, что у самой границы с Советским Союзом, где уже однажды побывал Абдулахаб. Без боя там не обойтись. И хотя силы шурави — десять десантников, блокировать пост будет непросто. Операцию Масуд, несомненно, планирует на ночь. Но вертолеты и ночью могут появиться. Значит, надо не блокировать пост, а уничтожить — внезапно, мгновенно, чтобы не успели подкрепление подбросить…
Кого Масуд пошлет с ним за кладом? Надо попросить — Азиза… А как добраться до Масуда? Убрать и Тахира?.. Если не будет другого выхода…
— Помнишь, как мы лазили у подножия Дарвазского хребта? — спросил Абдулахаб.
— Еще бы, — улыбнулась Земфира. — Здорово там было, правда?
Он кивнул.
— И места те помнишь?
Она вопросительно посмотрела на него:
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Я подумал над твоим предложением.
— Ты… ты решил к нам, в Советский Союз, в Узбекистан? — поправилась она, вспомнив, что слова «Советский Союз» он не любил произносить.
— Нам придется идти через хребет, — сказал он, чтобы напомнить, какие трудности их подстерегают.
— Но зачем? Мы выйдем там, где есть пограничный пост.
— И нас вернут обратно, — возразил Абдулахаб. — Правительства не захотят из-за нас ссориться. И у нас кое-какой груз будет, который не понравится пограничникам.
— Ты имеешь в виду оружие?
— Не только. Мы возьмем с собой золото и драгоценности.
Земфира смотрела на него расширенными глазами.
— Там все равно отберут.
— Вот потому я и хочу провести тебя через хребет. Драгоценности спрячем на той стороне. Потом мы сможем их использовать? У ювелиров, скупщиков?
— Наверное. Когда мы с тобой учились в университете, там взятки брали только золотом.
— На рассвете я уйду. Ты завтра же отправишься в Мармуль. Заберешь драгоценности. Я объясню, где тайник. Приготовь обувь и одежду для гор. О продуктах особенно голову не ломай: осенью в горах есть чем питаться. Шестого вечером жди меня в Шаршарифе, во втором от северной окраины доме, в двадцать один ноль-ноль. Не удастся шестого, жди седьмого, восьмого, девятого. Я обязательно приду.