Подождав еще немного, она сама позвонила подруге.
— Нет, мой еще не приехал, — ответила Марина. — И твоего нет? Прилетит. К девкам тут не очень-то разбежишься, — пошутила она. — Это мы две дуры. А вообще-то, я сейчас все узнаю. Подожди пяток минут…
Она позвонила раньше:
— Все в порядке. Твоего отправили на запасной аэродром, а мой выехал.
— Но он позвонил бы оттуда, — возразила Наталья. — Он всегда предупреждал…
— Мало ли что… Еще позвонит.
Да, конечно, успокоила поначалу себя Наталья, мало ли какие обстоятельства мешают позвонить: линия занята, у начальства на совещании, сидит в самолете и ждет разрешения на вылет…
Она стала готовить ужин. Вчера военторг завез молодую картошку, свежие огурцы и помидоры, и ей так захотелось нарезать огурчиков колесиками, помидорчиков ломтиками да полить их подсолнечным маслом, нажарить картошки. У нее даже слюнки текли, пока она сервировала стол. Николай вернется, поддержит компанию, и поговорят обо всем за ужином…
Картошка давно пожарилась, в салатнице ароматом исходили огурцы и помидоры. А мужа все не было. Телефон молчал. И аппетит у нее пропал, ела она через силу и без всякой охоты.
Что могло с ним случиться? Если послали на запасной аэродром из-за афганца, он давно бы вернулся — ветер-то утих! В крайнем случае позвонил бы. Что-то не так. И на душе неспокойно, как тогда, когда Артем предал… Нет, хуже. Тогда ее душила обида, а сейчас совсем другое…
«Он хороший, опытный летчик», — успокаивала она себя. А чей-то другой, недобрый голос словно шептал на ухо: «Погибают и хорошие, опытные летчики. А здесь, на полигоне, тем более — испытательные полеты».
А если и вправду с ним там что-то случилось? Тогда она оставит сына — она была уверена, что родит именно сына: ведь хотелось ей родить дочку, так и получилось, сбудется желание и на этот раз. И назовет она его… Нет, пусть лучше Николай останется жив…
Она ждала еще до одиннадцати. Надо что-то делать. Где-то у Николая телефонный справочник? Вот же он — на столе, под стеклом… Всеми полетами и перелетами ведает диспетчер, ему и надо позвонить.
Наталья сняла трубку, назвала номер. Бодрый голос тотчас ответил:
— Дежурный диспетчер сержант Тарасов слушает.
— Товарищ сержант, извините, это беспокоит вас жена капитана Громадина. Не подскажете, когда должен вернуться его экипаж?
— Простите, Наталья…
— Николаевна, — подсказала она: двух женщин в гарнизоне знают все, а что отчество запамятовал — не беда.
— Наталья Николаевна, экипажу была дана команда идти на запасной аэродром. Больше он на связь не выходил.
— Что значит «не выходил»? — не поняла она.
— Видите ли, пыльная буря кое-где нарушила телефонную связь, поэтому, видимо, нам и не сообщили о посадке самолета. Да вы не волнуйтесь, отдыхайте. В случае чего, я вам позвоню.
— Благодарю.
Она положила трубку. «Буря нарушила телефонную связь». Но ведь на самолете и на командно-диспетчерском пункте радио. Что-то сержант недоговорил… А она-то думала, что Николай ей безразличен, хотела уехать. Пусть он несколько суховат — душа-то у него добрая. Простил ее, ни разу не упрекнул. А она?.. Вела себя как последняя идиотка. И теперь уезжать собралась. О себе только думает… Николай вправе презирать ее всю жизнь. Только бы вернулся невредимый.
Она встала, подошла к неубранному столу и отхлебнула остывшего чаю. Увидела на полу чемоданы. Раскрыла их и стала выкладывать вещи.
Третий день изнывал экипаж на запасном аэродроме от жары и бездействия. Истребители, два самолета, тоже посаженные на запасной из-за афганца, улетели в тот же день вечером: топливо им доставил транспортный самолет. Сташенков только обещал: «Ждите, скоро вылетит „Ан-12“». Этому «скоро» пошел шестой десяток часов.
Мальцев посмеивался;
— Вам-то, командир, поделом, чтобы знали, как на старших хвост поднимать, а мы-то за что страдаем?
«Неужели и вправду майор держит экипаж из мести? — размышлял Николай. — На него похоже: глаза недобрые, холодные, будто в них застыли ледяшки, и на людей смотрит с подозрением, видя во всех потенциальных обманщиков, которые только и думают, как бы его провести. Откуда у него такое недоверие, пренебрежение? Может, и его жизнь не баловала?.. Надо бы позвонить домой, предупредить Наталью, чтоб не волновалась… А волнуется ли она за него?»
Два месяца прошло, как увез он ее из Белозерска, а что изменилось? Надеялся, что поймет, осознает, и если не полюбит, то хоть уважать станет. Нет, все так же равнодушна, неотзывчива. Лежа с ним в постели, возможно, вспоминает Артема…
И он набрался терпения, не стал звонить домой; пусть думает что хочет, радуется или скорбит, считая его погибшим. Возможно, такая разлука прояснит их отношения и чувства друг к другу. И он обрадовался мелькнувшей мысли: а почему бы им действительно не пожить в разлуке? Пусть поедет к своим или к его родителям, навестит дочку и поживет там, одумается. Уедет к Артему? Нет, Николай и тогда знал, что Артем карьеру на любовь не променяет. Теперь она и других мужчин будет опасаться. А если и решит уйти, что ж, рану легче залечить в молодости…
Солнце не прошло и трети пути от горизонта, а жара была уже невыносимой. Воздух обжигал лицо и руки, запах раскаленного песка перехватывал дыхание. Тяжело было не только что-то делать, ходить, трудно было даже разговаривать.
Николай, штурман и стрелок-радист лежали в деревянном домике с распахнутыми настежь окнами на железных солдатских кроватях. Изредка кто-нибудь бросал реплику по поводу здешней погоды или порядков по перелетам, но ее не подхватывали, и разговор затухал в самом начале, как слабое дуновение ветерка, неизвестно откуда появившегося и тут же исчезнувшего.
Николай поднялся, и пот еще обильнее побежал с лица на шею, по груди, по спине.
— Что, командир, решили на солнышке погреться? — пошутил штурман, лениво потягиваясь.
— Придется. Надо же как-то отсюда выбираться.
— Сташенков не из слабонервных и не из слабохарактерных, просьбами его не разжалобишь, — отозвался стрелок-радист, обладавший удивительной способностью спать в любых условиях по двадцать часов в сутки.
— Ничего, есть и у него болевые точки.
— Это точно, — согласился Мальцев. — Главная из них — мандраж перед начальством. Но стоит ли вам обострять отношения? Может, мне сходить, позвонить генералу?
Николай уже надевал брюки.
— Ничего, я тоже не из пугливых.
Генерал, начальник летно-испытательного центра, удивился:
— Как, вы до сих пор на «Стреле»? Ну Сташенков, всыплю я ему по первое число.
— С ним связь плохая, и он, наверное, посчитал, что «Ан-12», привозивший топливо истребителям, нас тоже заправил, — попытался Николай оправдать свой звонок.
— «Посчитал»… А кто за него проверять будет? — еще больше рассердился генерал. — И что у вас летчикам делать нечего? — Он положил трубку, а минут через пять дежурный диспетчер сообщил Николаю, что транспортный самолет с топливом для их бомбардировщика вылетел.
Наталья услышала гул бомбардировщика — она научилась узнавать его самолет по звуку, — бросилась к окну. Да, это, несомненно, его самолет. За трое суток отсутствия мужа она многое передумала и многое поняла. То, что он не позвонил с аэродрома вынужденной посадки, вполне объяснимо: разумом он простил ее, а душой — нет. Что ж, она того заслужила. Другой на его месте не стал бы церемониться: иди на все четыре стороны и живи как хочешь. Куда бы она сунулась без средств к существованию, без профессии?..
Николай вернулся домой часа через три после посадки — всегда у него находятся дела на службе, — усталый, почерневший, а она услужливо приготовила ванну, подала полотенце, мыло. Несмело спросила:
— Тебе помочь?
— Не надо.
Мылся он долго и неторопливо, а ей так хотелось поговорить, узнать, что случилось, почему он не позвонил. Правда, как задать эти вопросы, чтобы не показались они фальшивыми, она еще не знала, но, не уйди он в ванную, они давно слетели бы у нее с языка. А теперь его усталый вид, отчужденность — видимо, он догадался, что она приготовилась к разговору, и не хотел его — сдерживали.