— Ну что ж, черт возьми. Это была моя бабушка, но знай: она прошла курс лечения и умерла уже со стажем десятилетней трезвенности. Не знаю, почему из всех моих воспоминаний ты выбрала столетней давности.
— Это, скорее всего, переломный момент твоей жизни, — проговорила Бекка. — То, что определяет нас и остается — бессознательно ли, сознательно, — на всю оставшуюся жизнь.
В голове вспыхнул еще один из обрывков воспоминаний.
— Подожди-ка. Ты же не думаешь, что она стала трезвенницей лишь из-за твоего ухода, правда? Что алкоголичку из нее сделал ты?
— Это было частью сделки, когда я присоединился к военным, — произнес Стерлинг. — Они вылечивают бабулю, и меня зачисляют. Так что да, она перестала пить, потому что я ушел. Потерять ребенка и воспитывать дитяти этого ребенка непросто. Она сделала все, что сумела. Уверен, что и я сделал для нее все. Ушел и подарил ей шанс на настоящую жизнь.
— Что ты имеешь в виду, сказав о части сделки, когда тебя зачислили?
Он ударился спиной о сливной бочок, закинув ногу на ногу.
— На тот момент я оказался по уши в дерьме. За деньги взломал правительственную сверхсекретную компьютерную программу. Должен был получить наличку на ее лечение, но получилось наоборот, хотя я не лузер. — Он поморщился. — Какая иронии судьбы — сделать из меня неудачника, потому что я провалился, и кстати говоря, именно поэтому я и не явился на то свидание в библиотеке. Они поджидали меня дома, и все дела. Я ушел. Без понятия, зачем военные вмешались. Мой отец был ультра засекреченным спецназовцем. Я до сих пор не знаю, что он совершил. Наверное, нечто экстраординарное, раз уж им приспичило, чтобы я пошел по его стопам.
— Или это из-за твоей способности взломать ту программу, — высказалась Бекка. — Откуда ты научился проделывать такое?
— Я самоучка. Для этого у меня есть мозги. Но ты права. Военным понадобилось таланты, не раз использованные ими на протяжении многих лет.
— Что бабушка сказала о твоем призыве?
— Напилась в зюзю, — проговорил Стерлинг. — Я сказал им, чтобы ее вылечили и передали, что я погиб. С того дня больше я ее не видел. Только, когда она лежала в гробу. — Он провел рукой по затылку. — Это оказалось труднее, чем я думал.
Бекка знала, почему — знала сердцем.
— Потому что ты покинул ее.
Перед смертью девушка чувствовала себя очень одинокой, хотя по жизни она всегда ощущала любовь. В ней всегда была бездна безграничной любви. В жизни же Стерлинга она отсутствовала.
— Да, — сказал он негромко, взгляд его остекленел на полминуты. — Меня испугало бы то, что я не встретился с ней по истечении стольких лет, когда ее уже не стало. Но уйти в армию было наиправильнейшим решением. Именно ей я принадлежал. Сейчас принадлежу ренегатам, прилагаю все усилия, чтобы в этой стране стало так же безопасно, как и некогда. Как у христа за пазухой и привольно. Лучшим местом на земле. — Он склонил голову набок, изучая ее. — Я доверил тебе свою сокровеннейшую мрачную тайну. Твоя очередь говорить.
Бекка отпила вина.
— Что бы ты хотел узнать?
— Когда ты планировала рассказать своей матери о раке?
Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба, грудь стеснило. Непонятно почему она сразу не заметила, к чему он клонил. Ответ грузом застрял на ее языке, как и тревога за маму. Но Стерлинг был с ней откровенен, открыл частичку своей жизни — ту, как она была уверена, которой ни с кем не делился. Он прав. Пришел и ее черед.
— Никогда, — сказала она и невесело засмеялась.
На его лбу собрались морщинки.
— А теперь?
Она поставила вино на бортик ванны.
— А что сейчас мне ей сказать? Понятия не имею.
— То есть таково твое оправдание во избежание этого разговора, и ты его принимаешь.
Она обняла колени покрепче и положила сверху подбородок.
— Ну а теперь кто рылся в чьей голове?
— Нет нужды рыться в твоей голове, чтобы понять это, — проговорил Стерлинг. — Я вижу это по твоим глазам. Ты должна была известить ее.
— И что сказать? — вопросила она. — Эй, мам, я тут от рака умирала, но есть и хорошие новости — теперь я пью инопланетную ДНК, так что я выжила, чтобы стать злобным монстром, похожим на источник этой самой ДНК. Наверное, стоит добавить «привет», прежде чем начать говорить.
— Ты не…
Она в знак протеста вскинула руки.
— Вместо того, чтобы говорить мне: «Бекка, ты не умрешь» или «Бекка, ты не превратишься в монстра», почему бы не перестать дразнить меня ожиданием пищи. Позволь мне выбраться отсюда, и давай-ка совершим набег на китайскую кухню.