Саманта врывается в мой процедурный кабинет, где я накладываю перевязку девочке. Её лицо покрыто красными пятнами, пальцы мнут ткань халата.
— Со мной связался Джекс, к нам везут тяжело раненого!
— Что случилось? — спрашиваю я, закрепляя повязку.
Как только девочка выходит из комнаты, и мы остаёмся одни, Саманта говорит:
— Дозорные увидели, как к городу шли два вооружённых Воина. Джекс и его команда выдвинулись, чтобы их остановить. У Воинов даже взрывчатка с собой была! Одному удалось скрыться, второго ранили.
Я шумно выдыхаю:
— Это авангард? Начинается война?
— О боже, Марк! Только не это!
Саманта берёт меня за руку и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
Вот сейчас я на самом деле просыпаюсь от своей летаргии. Город в опасности.
— Могу я что-нибудь сделать?
— Воина надо прооперировать. Поможешь мне?
Я автоматически киваю, мысли стремительно проносятся одна за другой. Как врач, я клялся спасать каждую жизнь, даже преступника. Но действительно ли Воины виноваты? Они лишь делают то, что приказывает им режим, и в Уайт-Сити я никогда не задавался этим вопросом. Я лечил Шторма… Но здесь я продолжаю всё переосмысливать, я меняюсь.
На сердце становится тяжело. Неужели видео не потрясло никого из них? Или они посчитали фильм ложью? Мы не знаем, как отреагировали граждане Уайт-Сити. Не убедил ли их сенат, что запись поддельная? Не известно. Я помогу Саманте на операции, чтобы потом Воина можно было допросить. Может быть, мы узнаем что-то новое. Я только хочу, чтобы не было войны. Я хочу наконец-то мира, спокойствия, более-менее нормальной жизни.
* * *
Мы ждём, когда привезут раненого. Операционная готова, и, как ни ужасно это звучит, я рад, что буду снова работать с Самантой в операционной. Мы всегда были отличной командой. Это отвлечёт меня. Здесь нет медботов, чтобы поддержать врача, всё приходится делать вручную.
По тёмному коридору бежит Вероника Мурано, она кажется взволнованной. Рядом с ней бегут Мэр и Мираджа, вторая половинка Хрома и бывшая телохранительница Вероники. Оказалось, что дочь сенатора готова остаться в Резуре добровольно, потому что тоже не хочет войны. Хорошо иметь на своей стороне кого-то из верхов.
Затем я слышу ещё шаги — в полном боевом снаряжении появляется Хром.
За ним идут два санитара с носилками.
Вероника прижимает руку к груди.
— Это Шторм — Воин, который разговаривал с моим отцом! — кричит она, и у меня стынет в жилах кровь.
Пожалуйста, пусть она ошибается!
У мужчины на носилках нет чёрных косичек, он коротко стрижен. Но прямо на меня смотрят те самые песочно-карие глаза, которые невозможно не узнать. Я вздрагиваю, словно меня ударили кнутом, и проталкиваюсь мимо Саманты.
— Шторм!
Его обнажённая грудь вся в крови, по диагонали через плечо и туловище намотана повязка. Ткань вся пропиталась. Предплечье тоже перевязано. Он потерял чертовски много крови.
— Пуля прошла через руку и попала в грудь, — поясняет один из санитаров — молодой мужчина с рыжими волосами — пока я помогаю переложить Шторма на каталку. — По-видимому, не очень глубоко, и левое лёгкое, похоже, не задето, иначе он давно был бы мёртв.
О боже, Шторм! Видеть его таким, убивает меня.
Он дышит с хрипами, с губ стекает кровь. В его взгляде нет ненависти, только боль и печаль.
— Марк, — шепчет он и поднимает дрожащую руку.
Не раздумывая, я глажу его по коротким волосам и беру его руку. По моим щекам текут слёзы.
— Не разговаривай. Всё будет хорошо.
Шторм кашляет, разбрызгивая кровь.
— Прости, я был слеп и глуп… я должен был поверить тебе. — Ему явно тяжело говорить, но он не замолкает, словно торопится сказать мне всё перед смертью. — Когда я посмотрел видео… пожалел обо всём… хотел знать, как ты. И присоединился к этому заданию.
Не смотря на ужасное состояние Шторма, я испытываю облегчение. Видео помогло! Я мог бы заплакать от радости. Но тут у меня перехватывает дыхание — Шторм пришёл сюда из-за меня, из-за меня так сильно ранен. Он хотел увидеть меня, возможно, извиниться. Моё сердце колотится.
Из его рта вытекает новая порция крови, глаза закрываются.
— Люблю тебя… — шепчет он, и больше не двигается.
— Шторм!
Я чувствую боль в груди. Он только что сказал, что любит меня?
Хром встаёт рядом с кроватью и трясёт его за плечо.
— Зачем ты сюда пришёл?
Шторм не реагирует.
Мне невыносимо тяжело смотреть на него. Он умирает. Я должен что-то сделать! Пожалуйста, он не может умереть!
Я решительно вытираю слёзы с лица и умоляюще смотрю на Саманту.