Как только сознание Конрада, все еще затуманенное сильным ударом головой и опиумом, прояснилось, он послал человека к первому помощнику, чтобы узнать все, что произошло после его ранения.
— Мы потопили первый капер, — сказал Диккен весело, — а второй под командованием Уоткинсона отправлен в Плимут.
— Такой трофей несомненно оценят в Адмиралтействе! — воскликнул Конрад. — Ведь американские судостроители могут научить нас многим секретам, касающимся постройки быстроходных судов, до сих пор неизвестных нам.
— Я никогда раньше не видел более совершенного военного корабля этого типа, — подтвердил Диккен. — Флот заплатит за него крупную сумму, что означает неплохую прибавку к вашим доходам, сэр.
— Равно как и к вашим, Диккен, — ответил Конрад.
И они оба усмехнулись, зная, что все деньги делятся между капитаном и командой судна, которое захватило вражеский корабль.
— Какие у нас потери?
— Двое убитых — Браун и Хаггинс — и двенадцать раненых.
Конрад нахмурился, и Диккен поспешил сменить тему.
Капитан задал вопрос мучивший его всю предыдущую ночь.
— Сколько дней нам осталось плыть до Антигуа?
— Примерно девять или десять, — ответил помощник, — я пытаюсь держать судно на ровном киле, сэр. С тех пор, как вас ранило, мы вынуждены идти на малой скорости, так как корабль имеет повреждения.
— Повреждения? — резко переспросил Конрад.
— Ничего серьезного, сэр, но ему, несомненно, придется провести несколько недель в доке, прежде чем мы снова сможем участвовать в подобном сражении.
Конрад не знал, радоваться ему или сожалеть, что им придется задержаться на Антигуа. Он уже давно решил, что как только Делора сойдет с корабля, а запасы провизии и воды будут восстановлены, он уплывет от нее настолько далеко, насколько это возможно. Он знал, что не вынесет боли, видя ее рядом с человеком, которого интересуют только ее деньги.
Делору, должно быть, мучил тот же самый вопрос, поскольку, как только Диккен ушел, она вошла в каюту, села на край кровати, и взяла его за руку.
— Мы проведем вместе больше недели, — сказала она нежно.
— Я должен благодарить тебя за то, что выжил и остался целым, — ответил Конрад, — но сейчас я спрашиваю себя, не лучше ли мне было умереть?
— Пока есть жизнь… есть и… надежда, — тихо проговорила Делора, — и поэтому я верю не только в молитвы… но и в Божью милость… я до сих пор… надеюсь.
Конрад тяжело вздохнул.
— Драгоценная моя, есть ли кто-либо в целом свете столь же совершенный, как ты?
— А столь же замечательный и храбрый, как ты? — спросила она в ответ.
И она рассказала ему, как, сперва офицеры, а потом почти каждый член команды, приходили в первую ночь после сражения в его каюту, спросить, как он себя чувствует, и убедиться, что все в прядке, и что он жив.
— Многие из них сказали, что больше всего на свете боятся потерять тебя, потому что никогда еще у них не было лучшего капитана.
Она помолчала, потом добавила:
— И все это не потому, что они восхищаются твоей храбростью и подвигами, а потому что ты добр и обращаешься с ними как с людьми, а не животными.
Делора знала, что Конраду приятны ее слова, и, так как ему нравилось слушать про своих людей, она развлекала его, и даже намеренно немного сплетничала.
— Если бы только у нас была нормальная еда, чтобы накормить его! — ворчала Эбигейл, туша солонину и готовя отвар, или перерывая корабельные запасы в поисках чего-нибудь, что могло прибавить Конраду сил.
Она уже не допускала, чтобы его рана кровоточила, что частенько случалось во время лихорадки, когда хирург ходил взад и вперед, бормоча, что дни капитана сочтены.
Одни человек из команды умер, после того, как ему ампутировали руку, а другой, которому отняли ногу из-за осколка, застрявшего у него под кожей во время боя, скончался в ужасных мучениях три дня спустя.
Делора решила не говорить Конраду об этом и предупредила о том же самом Диккена и Барнетта.
— Это только расстроит его, — сказала она, — и он будет чувствовать себя виноватым за то, что мы спасли его ногу, но не смогли остановить врача и спасти от смерти других несчастных.
— Всегда считалось само собой разумеющимся, что раненый человек должен быть лишен поврежденного члена, и нет никакого другого способа сохранить ему жизнь, — говорил командор Диккен.
— Другие способы есть, и теперь вы можете убедиться в этом, — ответила Делора, — и, возможно, когда Конрад вернется в Англию он сможет показать Адмиралтейству живой пример того, чего можно добиться, обладая минимальным запасом знаний.
— Я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь в Адмиралтействе станет это слушать, — мрачно заметил Диккен. — Они ненавидят любые нововведения и свежие мысли. Вот если бы мы смогли найти кого-нибудь, кто бы сказал об этом в Парламенте, это было бы другое дело.
— Я уверена, что Конрад знает такого человека, — твердо заявила Делора.
Сказав это, она задумалась, будет ли какая-нибудь польза, если попросить ее брата поддержать подобную идею в Палате лордов. Но потом она вспомнила полное безразличие Дензила ко всему, в чем он не имел личного интереса, и поняла, насколько глупа была эта идея.
— Через несколько дней я увижу его, — подумала она.
Эта мысль была столь ужасна, что Делора как можно быстрее побежала в каюту капитана, решив не тратить впустую ни минуты времени, которое она могла провести рядом с Конрадом.
Эбигейл и Барнетт уже закончили перевязывать его ногу и он лежал на подушках побледневший, с крепко сжатыми губами.
Как только Делора появилась перед ним, Конрад почувствовал себя лучше, так словно после суровой зимы наступила долгожданная весна, сразу улыбнулся ей и забыл все свои страдания.
— Хорошо ли ты спал? — спросила она.
— Я лежал и думал о тебе, — ответил он.
Барнетт и Эбигейл покинули каюту, чтобы выбросить грязные, бинты и приготовить Конраду чай.
— Похоже, сегодня будет жарко, — сказала Делора. — Может, нам стоит вывести тебя на палубу, чтобы ты мог насладиться солнцем?
Подумав, Конрад сказал:
— Я думаю, Эбигейл будет настаивать на том, чтобы я отдыхал как можно больше, потому что я должен буду сам передвигаться по земле, когда мы поставим судно в док.
— Где… ты… остановишься?
В первый раз они обсуждали, что будут делать, когда пристанут к берегу, и он услышал страх в голосе Делоры.
— Надеюсь, я смогу остановиться в доме адмирала Нельсона, который находится рядом с гаванью.
Наступила небольшая пауза, затем Делора спросила очень тихим голосом:
— И как… далеко… буду от тебя я?
Конрад взял ее руки в сбои.
— Я не знаю, моя дорогая, — сказал он. — Губернаторский дворец находится в Сент-Джоне, на расстоянии нескольких миль от берега. Но есть и другой дом, который стоит на холме выше верфи.
Он заметил пристальный взгляд Делоры и продолжил:
— Он называется Кларенс-Хаус и был построен в 1787 году для принца Вильямса, который был герцогом Кларенса. Он жил на Антигуа, когда командовал «Пегасом».
— Ты думаешь, я смогу там остановиться?
— Я сказал тебе об этом, потому что однажды слышал, что губернатор иногда использовал этот дом как загородный, и подумал, что тебе вовсе необязательно ехать в его официальную резиденцию, до свершения свадебной церемонии.
При последних его словах, Делора тихонько охнула и положила голову на руки Конрада; он обнял ее.
— Как… смогу я… вынести это? Как смогу я… выйти замуж за кого-то… кроме тебя?
Он едва слышал слова, слетающие с ее губ, но, несмотря на это, понимал каждое из них.
Он сжал ее пальцы так, что они побелели, думая, как бы успокоить ее, и прекрасно понимая, что сейчас ей не помогут никакие слова и никакие действия.
Затем дверь открылась, и в каюту вошла Эбигейл. Делора порывисто поднялась и подошла к окну, стараясь скрыть свои слезы.