Делора рассмеялась и нежно ответила:
— Мне кажется, это я должна просить тебя об этом! Когда Эбигейл вошла в мою комнату и сообщила о смерти Дензила и губернатора, я воскликнула: «Наконец я смогу стать женой Конрада!»
Говоря это, она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и он понял, что таким образом она пыталась скрыть слезы счастья, текущие из ее глаз.
Не было никакой необходимости говорить, что он чувствует то же самое, к тому же он не имел ни малейшего желания восстанавливать в памяти ужасную картину искалеченных окровавленных тел, лежащих во внутреннем дворе тюрьмы или вспоминать то, какой вид они имели перед захоронением, которое было произведено с большой поспешностью, но в соответствии с обычаем.
И вот, застенчиво сказанные слова Делоры, пришедшей повидать его на следующий день, превратили все их мечты в реальность.
— Я действительно думаю, — сказала она, — что следует побеспокоиться о твоих ранах, и поэтому я настаиваю, что нашу свадьбу надо отложить до твоего полного выздоровления.
— Эбигейл сказала, что для свадьбы я уже достаточно здоров, — ответил Конрад, — и тебе прекрасно известно, что спорить с ней не стоит!
— Я и сама не хочу этого, — сказала Делора, — но в то же время я боюсь как-нибудь травмировать тебя. Если пожелаешь, мой дорогой, я буду ждать, как и собиралась делать это раньше — ждать многие годы того момента, когда мы сможем быть вместе. И этот момент, как ты обещал, обязательно настанет.
— Нам не придется ждать ни секундой дольше необходимого времени, — твердо сказал Конрад. — Я бы женился на тебе завтра же, только сначала мне необходимо увидеть епископа.
Он собирается украсить собор цветами, и, наверняка, на бракосочетании захотят присутствовать все жители острова.
— Я бы очень хотела… чтобы мы были одни на нашей свадьбе. И если можно — на борту «Непобедимого».
— Я бы тоже очень хотел этого, — согласился Конрад. — Может, даже сильнее, чем ты, потому что каждая женщина в глубине души жаждет пышной свадьбы. Но я думаю, что жителям Антигуа необходима какая-то тема для разговоров, помимо обсуждения действий их последнего губернатора, а после того, как они увидят тебя, моя красавица, у них уже не останется никаких других тем!
— Я люблю тебя! — ответила Делора. — Потому что ты не только самый замечательный, но также и самый умный человек. О, Конрад, будешь ли ты продолжать любить меня и ждать меня, даже в те моменты, когда тебе необходимо будет покидать меня и уходить в море?
После недолгого молчания Конрад сказал:
— Давай порассуждаем, моя дорогая. Теперь я смогу выйти в море не раньше, чем через шесть месяцев, да и вряд ли я оставлю тебя одну даже по окончании этого срока. — Он увидел внезапное волнение в глазах Делоры, и прочитав ее мысли, сказал:
— На первое время у меня очень много дел в поместье, надо привести там все в порядок. Из того, что ты мне рассказывала да и сам я слышал, мне стало понятно, что Дензил пренебрегал фамильной усадьбой, я же хочу вернуть нашим угодьям былое великолепие.
— А потом? — спросила Делора с сомнением.
— Я чувствую, что потом — и я почти уверен, что не ошибаюсь, — война быстро закончится. Несмотря ни на что, в море Наполеон уже разбит. Осталось дать решающее сражение и одолеть его на суше, а я полагаю, герцогу Веллингтону это под силу!
Делора вскрикнула от счастья.
— Затем ты сможешь уйти из флота и неразлучно быть со мной? Это самая чудесная, замечательная вещь, которая может произойти. Но, дорогой, представь, вдруг я… надоем тебе?
— Ты никогда не сможешь надоесть мне, — ответил Конрад, — и я вовсе не собираюсь остепениться и заниматься прожиганием нашего состояния. Я полагаю, что в Адмиралтействе всегда найдется для меня работа, а, кроме того, я хочу занять свое место в Палате лордов и бороться не только за усовершенствование нашего флота, который должен быть способен защитить наши берега, но и за эффективную врачебную помощь морякам.
— Никто не сможет сделать этого лучше тебя, — воскликнула Делора.
— Я видел те ужасные условия, в которых находятся люди, готовые бороться и умереть за свою родину, — продолжал Конрад, — и я полагаю, я должен сделать для них хоть что-то.
— И для улучшения лечения раненных, — вставила Делора.
— Конечно, — согласился Конрад, — но, боюсь, вряд ли я смогу в будущем обеспечить каждому судну двух женщин по имени Делора и Эбигейл.
— Но ты можешь попробовать добиться того, чтобы хирурги были лучше подготовлены и знали другие методы лечения, кроме ампутации!
— Я никогда не забуду, что именно вы с Эбигейл спасли мою ногу, — ответил Конрад. — И я готов посвятить большую часть моей жизни тому, чтобы наконец увидеть, что все раненые получают такой же уход, как я.
— Позволишь ли ты мне… помогать тебе?
— Тебе прекрасно известно, что я не смогу сделать ничего без твоей любви и поддержки.
— Этих слов я и ждала от тебя, — ответила Делора.
Она придвинулась ближе к нему и подумала о том, что в целом мире не найдется другого такого человека, никто одним прикосновением губ не заставит ее ощутить, как она словно бы поднимается в небеса и становится частью Бога.
Она думала о том, что все ее несчастья и страхи, с которыми она садилась на борт «Непобедимого», остались далеко позади.
Тогда было холодно и темно, и когда она думала о конечной цели своего путешествия, ей казалось, что корабль везет ее в ад.
Потом она увидела Конрада, вошедшего в ее каюту. Он был словно окутан светом, как рыцарь готовый к битве, и вся ее жизнь вдруг переменилась.
— Я люблю тебя, — сказала она, когда он посмотрел на нее. — Я люблю тебя, и молюсь о том, чтобы я всегда была твоей женой, женой… достойной тебя.
— Ты не должна так говорить, моя единственная, — ответил он. — Ты настолько совершена, что я благодарю Бога, сделавшего меня самым счастливым человеком на свете, потому что ты любишь меня.
Она почувствовала горячую волну, подобную огненному пламени, поднимающуюся в ее груди, волну бурную, захлестывающую и одновременно благодатную.
Она знала, что Конрад чувствует то же самое, и когда она придвинулась к нему еще ближе, чтобы их сердца бились в унисон, пламя в ее груди превратилось в пылающий вихрь, но она уже ничего не боялась.
Его губы были страстны и настойчивы, и она хотела дать ему то, что он жаждет, хоть и не понимала, что именно.
Она лишь знала, что хочет, чтобы он продолжал целовать ее. Она хотела быть ближе, еще ближе к нему, принадлежать ему, чтобы они слились в единое целое, и ничто не могло бы разъединить их.
Конрад отпустил ее губы и прижался к ее щеке своей.
Затем, крепко обняв ее, сказал странным голосом:
— Ты доводишь меня до безумия, моя дорогая, родная, любимая, но когда мы поженимся, я буду очень нежным с тобой. Я не переживу, если ты будешь бояться меня, как того человека, за которого тебя хотели выдать замуж.
— Я никогда не буду бояться тебя, — ответила Делора. — И милый, замечательный Конрад, я знаю, что поскольку я очень… неопытна, ты должен будешь многому научить меня… в искусстве любви. Я хочу научиться… Я хочу любить тебя… как и ты этого хочешь. И что бы мы ни делали… это будет частица Бога… и частица… рая.
От ее слов у Конрада перехватило дыхание.
Затем он снова стал ее целовать, целовать страстно, но в то же время с благоговением, которого он никогда не питал ни к одной женщине.
Делора заполнила бездну в его сердце, бездну, пустовавшую до встречи с ней.
Теперь Конрад знал, что она будет рядом с ним всегда, что он будет боготворить ее, ибо только она открыла ему настоящую, чистую любовь, которую ищет каждый человек, плывя по непредсказуемому и часто бурному морю жизни.
— Ты моя жизнь, мое божество, — произнес он, приближая лицо к ее губам.
Больше в словах не было необходимости.