— Проклятье, Карен, — пробормотал он. — Не покидай меня.
— Я и не собиралась, — сказала она наконец. Только молния на твоем спальном мешке врезалась мне в спину.
— О! — обрадовался он и сел, потянув ее за собой. — Извини.
Она отбросила волосы за плечи.
— Это стоило того.
— Да, — сказал он, целуя ее, — стоило.
Она отклонила голову, уходя от поцелуя, и сказала мягко:
— Но…
Раздражение брызнуло из него, как картечь.
Вот оно, подумал Сэм. На попятную. Снова убегать. Несмотря на то, что он изо всех сил старается заставить Карен забыть об этом ее решении. Что бы она ни говорила, он знает правду, знает, что она чувствует. Такую страсть нельзя подделать. Карен хотела его так же, как он хотел ее. Даже если она не могла или не должна была допустить это.
Сэм поднял руку, чтобы убрать волосы с ее лица, и приостановился на миг, наслаждаясь ощущением шелковистости мягких волос, скользящих сквозь пальцы. Он взял Карен за руку и встал, потянув ее за собой, прижав крепко к себе.
Она тряхнула головой и хотела что-то сказать, но Сэм прикрыл ей рот кончиками пальцев. Их взгляды встретились, он скользнул рукой к ее ягодицам и с наслаждением увидел, что она зажмурилась и вздохнула.
— Сегодняшняя ночь, Карен, — прошептал он, — это не прошлое. Не будущее. Это сейчас.
Здесь. Ты и я.
— Это ничего не разрешает, Сэм.
— Может, этого не должно быть, — предположил он, любовно скользя по ней взглядом. Может быть, только это и нужно.
— Но…
— Никаких «но»… — сказал он, наклоняясь для поцелуя, но она слегка отвернула голову.
Когда Сэм чуть отстранился, чтобы посмотреть на нее, Карен встретила его взгляд и прошептала:
— Не прошлое. Не будущее. Только ночь.
Потом поднялась на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала крепко-крепко, долго-долго.
Она оторвала свои губы от его, прижалась к Сэму, касаясь грудью его груди, снова раздувая угольки тлеющего пламени. И он вновь потерял голову.
Они упали на кровать. Сэм мысленно поклялся, что растянет это время как можно дольше. Обоих мучило желание наслаждаться этим моментом, когда за стеной все по-прежнему было в разладе и на всем свете существовали они одни.
Прохладные простыни укрыли их, и старая кровать заскрипела, когда Сэм подвинулся, приглашая Карен на середину матраса, и затем вытянулся позади нее.
В отношениях между ними всегда была гармония. И он хотел напомнить ей об этом. Напомнить обо всем, что они потеряли, когда она оставила его. В слабом свете прикроватной лампы Сэм изучал каждый дюйм ее тела, чтобы навсегда запечатлеть в памяти ее образ, случись что-нибудь после этой ночи. Он не знал, чем это обернется — благом или пыткой.
— Сэм… — прошептала Карен и погладила его грудь. — Что мы делаем?
Он встретил ее взгляд.
— То, для чего рождены, Карен, — сказал он нежно, гладя ладонью изгиб ее бедра.
Она прикусила нижнюю губу и повернулась к нему, повторяя его движения.
— Мы рождены обижать друг друга, — прошептала она.
— Не сегодня ночью, — ответил он.
— Нет, — сказала она, проглотив комок в горле. — Не сегодня ночью.
Он наклонился к ее соску. Его язык очертил окружность. Он сосал ее грудь, и все внутри него напряглось, когда она застонала.
Карен извивалась под ним, отдаваясь своим ощущениям. Невозможно, пронеслось в ее голове. Как могло ее тело снова так сильно воспламениться? Только минуту назад она испытала сокрушительное наслаждение, а сейчас возбуждена еще больше.
Только Сэм мог сотворить это с ней. Мог так наэлектризовать каждое нервное окончание, что кожа почти светилась в темноте. Как она могла оставить его?
Смутно она слышала грохот шторма снаружи, но ураган, овладевший ее сознанием и душой, был гораздо сильнее.
— Сэм, пожалуйста… — пробормотала Карен, даже не представляя, о чем она просит.
— Я никуда не собираюсь, дорогая, — прошептал он, еще теснее прижимаясь своей грудью к ее груди. — Нет, пока не выверну тебя наизнанку.
Она пыталась сказать ему, что он уже почти достиг этого, но не в состоянии была произнести так много слов.
— О… — Ее руки сжимали простыню, она двигалась вместе с ним. Он покрывал поцелуями ее тело, проводил языком круги по ее коже, легонько покусывал. Они вместе подошли к высшей точке наслаждения.
Карен снилось, что она пытается бежать, но только все глубже погружается в какую-то бездну. Раскаты грома врывались в ее сон и превращались в звуки стрельбы из ружей, производящих салют. Серые тучи опустились над кладбищем, угрожая обрушиться проливным дождем на людей, скорбящих о морском пехотинце.
Карен сидела перед гробом на металлическом складном стуле.
Она слышала шепот людей позади себя.
«Какая трагедия, — говорили они, — какой ужас». Она слышала приглушенный голос, спрашивающий: «Как вы думаете, она не забыла аннулировать приглашения в церковь? Ведь бракосочетание должно было состояться в следующем месяце». Нужно было сказать им, что она позаботилась об этом, но Карен не могла произнести ни слова. Не могла двигаться. Она чувствовала себя замороженной.
Этот холод не отпускал ее с того дня, когда она увидела странный автомобиль, ехавший по дорожке к ее дому, увидела двух морских пехотинцев в голубых униформах, вышедших из него и медленно проследовавших к ее двери. Так она узнала о процедуре объявления родственникам о смерти морского пехотинца.
Ее пальцы вцепились в аккуратно сложенный флаг на коленях, как будто это было для нее жизненно важно. Ни родителей, ни родственников, никого из семьи. Только невеста со свадебным платьем, которое она еще не надевала, брачные обеты, которые она не произносила, и пустая церковь.
Карен пристально смотрела на гроб и пыталась убедить себя, что все это не правда. Ружья выстрелили снова, и она вздрогнула. Ей хотелось услышать его смех, хотелось, чтобы он сказал, что все это розыгрыш. Но этого не происходило. Дэйв Кендрик, США, морской пехотинец, лежит в этом ящике, и изменить это не способно ничто в мире.
Вдруг присутствующие на похоронах исчезли, она осталась наедине с открытым гробом.
Цветы под дождем рассыпались по земле. Она встала и, прижимая к груди флаг, подошла к серебристому гробу, понимая, что не нужно этого делать. Ветер завывал, деревья качались и сбрасывали листья, которые падали вокруг нее.
Сердце болит, сказала она себе. Не надо подходить ближе. Не надо смотреть.
Однако она подошла, но вместо лица Дэйва увидела лицо Сэма, холодное и застывшее. Она проснулась от собственного крика.
— Карен! — услышала она голос Сэма, мягкий и заботливый. — Все хорошо, Карен, это только сон. Иди ко мне. Все хорошо. Сейчас у тебя все хорошо.
Она ощутила его руки, почувствовала, как он высвобождает ее из сна. Она услышала, как стучит его сердце, когда положила голову ему на грудь. И все же этого было недостаточно, чтоб прогнать видения страшного сна.
Боль угнездилась внутри нее, окутав сознание тонкой оболочкой. Сэм обнял ее крепче, и Карен прильнула к нему.
— Ты невредим, — бормотала она. — Ты в порядке. Ты жив.
— Конечно, я жив, милая, — сказал он, гладя Карен по спине в попытке унять ее дрожь. — Я здесь, с тобой.
Не умер. Не холодный и безжизненный, а живой, теплый и сильный.
— Докажи это мне, — сказала она, проводя ногтями по его груди, исследуя каждый дюйм его тела. — Подтверди сейчас же.
И прежде чем он ответил, она толкнула его на спину и села на него верхом. Ее руки двигались по его груди, задерживаясь, чтобы почувствовать, как бьется его сердце. Глядя ему в глаза, она взяла его руки и положила их себе на грудь. Он нежно сжимал ее, а она ласкала его тело, и Сэм отвечал ей тем же.
Он стонал, когда ее пальцы мяли и щипали его соски, посылая стрелы наслаждения прямо вниз.
Она снова жаждала его. Ей было нужно, необходимо почувствовать его силу, чтобы изгнать остатки жуткого сна, все еще тревожившие ее сознание. Она двигалась на нем, встав на колени, и, медленно опускаясь, вводила его в себя медленными, восхитительными дюймами.