— Извини, у нас тут небольшие проблемы в типографии, — он указал на мужчин, которые остановились и ждали его, — и я еще с ними не развязался, ужасно жаль, зайди, пожалуйста, в следующий раз, — а кстати, ты чего-то хотел?
— Нет, — сказал я, но взял у Шторма заявление и протянул главному редактору, — я проходил мимо и решил занести тебе заявление и порекомендовать этого человека, Эйвинда Йонссона, тебе бы понравились…
Я заметил, что, как только я назвал имя Эйвинда и пояснил, в чем, собственно, дело, главный редактор вдруг занервничал, лицо его окаменело, он растерянно махнул рукой в сторону ожидавших мужчин и пошел, их дело явно не терпело отлагательств, но я был так рад, что всунул заявление, и с оптимизмом воскликнул:
— Я попробую зайти еще раз, прямо завтра!
— Попробуй, дружище, попробуй!
Они шумно поднялись по лестнице…
Вечером мне позвонил Шторм. Он часто звонил. Только на этот раз я почувствовал, что его что-то гнетет. Он был абсолютно серьезен. И немного удивлен, даже поражен.
— Слушай, мне тут Тейт звонил.
— Да ну! Прямо тебе? Замечательно! Должно быть, хотел тебе что-то сообщить.
— Можно и так сказать. Он сказал, что не может дать мне работу.
— Что? Позвонил сам, в тот же день, когда получил заявление, и объявил тебе это лично? — Мне казалось, что тут, должно быть, какое-то недоразумение.
— Ну да.
— Подожди… А что он сказал? Что пока нет свободных вакансий, так?.. Мы же подчеркнули, что ты мог бы начать фрилансером или просто подождать, пока что-нибудь освободится… Что он, собственно, сказал?
— Просто что для меня нет никакой работы.
— Не понял! Как он это сформулировал?
Я чувствовал, что Шторм удручен тем, что так долго приходится мне все растолковывать.
— Ну, он позвонил, представился и сказал: «Я просто хочу вам сообщить, Эйвинд, что в нашей газете для вас никакой работы нет. Будьте здоровы». И все. End of story![68]
— Ничего не понимаю! Бред какой-то. Подожди… Можно подумать, он имеет что-то против тебя лично!
— Можно подумать, — горько сказал Шторм.
— Ерунда какая-то! В чем же может быть дело?
— Не знаю.
— Все это как-то странно. У меня слов нет!
— Да. Разве только он злится, что я однажды врезал его сыну.
— Что?
— Однажды я вмазал ему на вечеринке, лет десять — пятнадцать назад.
— Его сыну?
— Именно… Да так, что он отключился. Дома у Ислейва. Пришла полиция и мужик вместе с ними. Я наверняка тебе рассказывал.
И тут мне смутно вспомнилась какая-то история из нашей пьяной болтовни в Дании. Я был ошеломлен.
— Никакая другая причина мне в голову не приходит, — сказал Шторм.
— Да… Слушай, сейчас я спешу, давай поговорим как-нибудь в другой раз, не откладывая.
— Все нормально, до встречи.
Я чувствовал себя полным идиотом, никогда к такому не привыкну…
ЙОН БЕЗРОДНЫЙ
Еще до возвращения Шторма мы наняли двух умных мальчиков и одну девочку, изучавших исландский язык и литературу в университете, чтобы те написали задуманную нами книгу. Конечно, мы взяли с них обет молчания и, слава богу, не раскрыли весь замысел целиком, представили все как издательский эксперимент; я ничего не стал им рассказывать о Халли Хёррикейне, просто предложил неплохие деньги, для начала на месяц, чтобы они постарались написать роман о маргиналах.