Бедолаги беспомощные. Могли бы продать намного больше, если бы приложили силы, фантазию и волю! Ведь информация о книге распространялась очень хорошо. И хотя я не стал знаменитым за одну ночь, после передачи о культуре, со мной заговаривало все больше и больше народу, например в барах, говорили, что читали книгу и считают ее лучшим романом из тех, что вышли к Рождеству. Я не вру! Умные начитанные люди и держались со мной уверенно: наконец появилось что-то о простых людях. Один даже сказал: «Эта книга горной вершиной возвышается над плоской современной исландской литературой!» Он повторил это несколько раз, когда мы тем вечером в воскресенье стояли рядом у бара. «Да-да, слыхали». — Окружающие одобрительно кивали. Но издательство как будто ушло на дно. Они вообще ничего не делали. Кончилось Рождество, наступил новый год, а весной денег у меня уже совсем не осталось. Я сильно задолжал за квартиру. Похоже, меня надули…
ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР ГУДСТЕЙН
Люди в издательстве столько всего понарассказывали о человеке, который должен был играть роль автора этого произведения, что я, отрицать не стану, был несколько разочарован. Возможно, из-за всех этих красочных описаний его гениальности. Прямо в глаза бросалось, что он вообразил себя крутым, зажигалка Зиппо, ковбойские ботинки, хрустящая кожаная куртка, но все это как-то неестественно. Он не производил впечатление человека, на которого можно положиться, например, при кораблекрушении. Иначе говоря, похоже, крутые манеры не выражали его натуру, он просто как-то усвоил их извне. Но очень может быть, что у меня просто предвзятое мнение, не знаю…
Складывалось ощущение, как будто он так и не понял, что мы ему, собственно, предложили. Вероятно, именно это и действовало мне на нервы. Неужели до него не дошло, какая удача на него свалилась? Известность и уйма денег — без затрат и забот. Любой другой на его месте радовался бы, говорил бы только «да», «согласен», «спасибо». Я, конечно, не хочу сказать, что он должен был прийти в издательство и кидаться всем на шею со слезами радости или пасть на колени и восхвалять нас за выпавшую на его долю милость, однако его поведение показалось мне несколько, ну, наглым, что ли. Он сразу стал держаться так, как будто мы пытаемся купить у него нечто весьма ценное, с чем он совсем не хочет расставаться, что-то, к чему прицениваются многие, а он собирается продать лишь тому, кто предложит самую высокую цену, хотя, конечно, по сути-то ему нечего было предложить, кроме своего имени, неизвестного и не представляющего никакой ценности, и лица для фотосъемок, неинтересного, на мой взгляд, лица.
Так что у меня об этом человеке сложилось, мягко говоря, не самое хорошее впечатление.
Похоже, все, что мы могли с него взять, — это его безмерный апломб. А держался он по меньшей мере как звезда. Говорил обычно мало, больше ждал, что скажем мы, как будто ему должны сделать предложение, над которым он еще будет думать. Бросал только что-то вроде «Возможно», «Нужно вникнуть», «Я подумаю». Я бы не удивился, если бы на следующую встречу он привел адвоката. Чтобы тот вел переговоры… ни о чем.
Да, я так считаю, потому что едва вышла книга, как он начал нам докучать. Таскал свои счета на дорогие костюмы, в которых непременно хотел фотографироваться. Хотя нам он нужен был именно таким, каким был! За это ведь его и взяли. Какой же автор, выпустив первую книгу, одевается как рок-звезда с миллионным доходом? Что это за ерунда вообще?! И хотя я с самого начала четко объяснил, что он должен делать только то, что мы говорим, и ничего другого, сразу же начались проблемы. Приходит тут ко мне Йон Самсонарсон, а с ним Сигурбьёрн Эйнарссон, компьютерщик, со словами, что людям, видите ли, не нравится, что я вмешиваюсь во все и вся. Кому не нравится? Наверняка ему! Тому, кто получает деньги просто так и на кого уже пришлось потратить больше, чем на среднего автора, который сам изрядно попотел над своей книгой, но уровень продаж оказался ниже среднего, — и, nota bene, не нужна ей была поддержка больше обычной. К тому же он хочет сам решать, какие интервью давать, а уж если мы считали нужным от какого-то интервью отказаться, он хотел, чтобы ему предоставили возможность лично объяснить журналистам, своими словами и в своем крутом стиле, что он не хочет говорить на такую-то тему. Но если уж мы не хотим, чтобы он давал интервью, то нечего давать интервью, разъясняя, почему он не хочет этого делать!