Стоял мороз. Петров с Черновой укутались в шубы. Лица их побелели от холода, а вот с него лил пот. Холодные струи текли по лицу, спине и груди, даже не думая замерзать. Клубы пара поднимались от великаноподобной фигуры, словно от паровозного локомотива.
Шаг. Шаг. Шаг. Взгляд был устремлен вперед, к горизонту, но Николай ничего не видел. Он находился глубоко в себе. Он боролся. Дверь, удерживающая внутреннего зверя, приоткрывалась с каждым часом. Хищник рвался наружу. Он требовал выпустить его, обещая еще большую силу, но Николай ему не верил. Он старался контролировать себя, балансируя на грани, боясь сорваться. Чуть расслабься и все. Он упадет в черную бездну, а когда… нет, точнее сказать, если выберется из нее, то со страхом обнаружит вокруг себя тела своих друзей, истерзанных его собственными лапищами.
Руками это уже назвать было нельзя. Правая снова начала чернеть. Кожа словно углем испачкана. Если присмотреться, то можно обнаружить, что поры и микротрещинки на его коже будто забиты черной грязью. Но, то была не она. О нет! Он прекрасно знал, что это! Это споры! Мгновенно отмирающие на жутком морозе споры заразы. Она тоже стремилась захватить его тело и сознание. Влекла его вперед, давая сил. Здесь она погибнет, ей нужно тепло, так что, на данный момент, грибница была его союзником. Она не станет убивать носителя сейчас. Тут она не выживет. Замерзнет. Потому она стимулировала мозг и тело великана, впрыскивала в кровь свои яды, придавая сил, притупляя боль, не давая вирусу захватить контроль, превратить человека в ходячего мертвеца. Сейчас она союзница, но, как только все трое доберутся до цели, она попытается захватить власть. И тогда нужно будет выпускать зверя… Как сделать так, чтобы друзья не пострадали, он пока не знал, но он надеялся, что что-то придумает.
Вдали зашумел, увеличивая обороты двигателя, снегоход. Понятно, майор опять возвращается, в поисках лучшего пути. Горючего он не жалеет, рыская где-то впереди среди острых черных камней, торчащих словно пальцы гигантских мертвецов тут и там.
- Впереди гора, - подъехав ближе, прокричал майор. – Не обойти. Справа торосы, слева слишком далеко идти, да и в горы снова упирается…
Николай моргнул, «включая» зрение. Холм. Высокий, но пологий. Метров двести, наверное, в высоту… Угол подъема плавный, но снег недостаточно плотный и его много. Подветренная сторона. Наст точно не выдержит его… А что там под ним? Камень ли, земля… не известно. Но выбора, судя по словам майора, нет.
- Может, отсюда уже канистрами потаскаем? – предложил Петров.
- Километров десять осталось, – скептически качнулась голова в черной каске.
- До-та-щу, - ощущая, как почва под его ногами пошла на подъем, прорычал Николай, упрямо сжимая зубы.
Никто не возразил. Все трое видели, что ему непросто и спорить или лезть под руку лишний раз не хотели. Злость, источаемая им, физически ощущалась уже даже на приличном расстоянии. И это он еще сдерживал себя! Данил видел, что происходит с людьми, да и не только с ними, когда друг обрушивал на неприятеля всю свою силу, и оказаться под этим ударом хотел.
Снег под ногами пошел наизволок. Николай наклонился сильнее, опуская голову еще ниже. Огромные капли пота упали в снег, расплавив его. Шаг. Правая нога с усилием, пока тело движется вперед, выдирается из снежного наста, заносится, опускается в полуметре впереди, с хрустом проваливается сквозь ненадежную корку, и всё это повторяется уже левой. Правой. Левой. Правой. Тело все ниже. Нагрузка растет. Вертолет замедляет свой ход. Зубы сжаты до боли. Во рту соленый привкус крови. Глаза, суженые в щелочку, щиплет. Спина горит, а плечи, в местах, где стропы разодрали кожаные накладки одежды, вот-вот, казалось, начнут кровоточить. «Дойти! Дойти! Дойти-и-и-и-и!». Мышцы ног сводит от усилия. Они становятся каменными, но Николай продолжает тащить свою ношу. Накопленная злоба растекается во все стороны от него, заставляя товарищей отстать. Шаг. Шаг. Левой-правой. Правой-левой. Любое движение, жест, казалось, даже запах готов высвободить эту сжатую до неимоверных усилий пружину и она сдетонирует. Внутри все горело. Ему словно стало тесно самому в себе. Злость росла с каждым шагом. Еще чуть-чуть и он сорвется. Раздражительность достигла пика и тогда он снова «отключился».