Я бы с удовольствием повидался с тобой, Уэйд. Ведь мы столько лет не виделись! Я хотел бы познакомить тебя с моей женой и дочерью. Эми – десять лет и она очень похожа на нашу с тобой мать, а значит, и на тебя. Ты же был в нее. Во всяком случае глаза моей дочери и особенно их выражение совершенно такие же, как у мамы и у тебя. Решай сам, сообщать обо всем этом отцу или нет. Все это время я очень тосковал по нему, мне не доставало его доброты и заботливости. Хорошенько все взвесив, может быть, ты все же придешь к решению ничего не говорить ему.
Узнав обо всем, он ведь почувствует огромную вину перед нами.
С надеждой увидеть тебя, твой брат
Бен.»
Уэйд уставился невидящим взглядом на огонь, испытывая глубокую душевную муку, которую он так часто испытывал в своей жизни с тех пор, как его горячо любимая мать покинула их. Почему она сделала это? Постоянно спрашивал себя Уэйд и не находил ответа. Почему она забрала с собой только своего старшего сына – брата, которого Уэйд одновременно и любил и презирал?
Уэйд всегда подсмеивался над Беном, потому что тот был неженкой и маменькиным сынком, всегда державшимся поближе к дому, всегда сидевшим где-нибудь во дворе, уткнув нос в книгу. И тем не менее, Уэйд постоянно защищал брата, заступался за него, дрался с ребятами, ровесниками Бена, которые были тремя годами старше его самого.
Уэйд сжал кулаки. Через пару лет он превратится в такого же бессильного доходягу, каким был сейчас Бен. Его побаливающее бедро – это только первый сигнал начавшегося процесса разрушения организма.
Судорожный вздох вырвался из груди Уэйда. Он вспомнил брата. Бен больше не узнавал его, когда Уэйд посещал больницу в Шайенне. Болезнь развивалась точно так, как он описывал это в своем письме четыре года назад. Сначала Бен потерял контроль над своим телом, а затем начал слабеть его разум.
Уэйд вспомнил тот роковой вечер четыре года назад, когда он получил это письмо.
На следующий день он нанял коляску до Шайенна, а там сел на пароход компании «Юнион Пасифик» до Чикаго и добрался до больницы, в которой вот уже три месяца лежал Бен.
Это была очень радостная встреча, несмотря на трагические обстоятельства, которые способствовали ей. Болезнь Бена внешне еще никак не проявлялась. Боль еще не прочертила на его лице глубоких скорбных морщин. Он выглядел совершенно здоровым.
Как и раньше, в детстве, они с Беном были совершенно не похожи. Уэйд пошел в маму, а Бен не был похож ни на одного из родителей.
Выражение лица Уэйда смягчилось, когда он вспомнил дочурку Бена, тогда ей было десять лет, и она походила на своего дядю чертами лица. Невестка Уэйда, Джейн, заметила это еще при знакомстве.
– Сразу же бросается в глаза, что вы трое – близкие родственники, – сказала она.
Джейн была одной из самых красивых женщин, которых Уэйд встречал в жизни. В ней чувствовалась огромная душевная теплота и нежность, когда она сидела рядом с Беном, держа его руку в своей руке или поглаживая его по голове. Она была очень привлекательна без грана вызова или кокетства. У нее были большие голубые глаза и белокурые волосы, собранные в узел на затылке. Она не относилась к тому типу женщин, который нравился Уэйду, но для Бена она была идеальной спутницей жизни: спокойной, сдержанной, добропорядочной.
Уэйд узнал, что с девятнадцати лет Бен работал в банке. Он не сделал себе карьеры, не нажил солидного капитала, но его маленькая семья была счастлива в своей четырехкомнатной квартире, расположенной на втором этаже над большим продуктовым магазином. Мать жила вместе с Беном, и Джейн и работала тут же в продуктовом магазине.
Услышав это, Уэйд был ранен в самое сердце. Со дна души его снова поднялась прежняя детская обида. Почему он сам был лишен возможности жить рядом с матерью?
Должно быть, Бен заметил боль в его глазах, потому что внезапно сменил тему разговора.
Они проговорили несколько часов подряд, рассказывая друг другу о своей жизни. Уэйд сообщил Бену об испытываемых им болях в ноге. Бен не удивился, а только грустно взглянул на брата и сказал, что его болезнь началась с болей в предплечье.
На этом их первое свидание окончилось. Уэйд ушел, пообещав прийти вечером. Выйдя из палаты, он остановил в коридоре молодую сиделку и спросил, может ли он поговорить с лечащим врачом Бена Мэгэллена. Девушка приветливо улыбнулась и проводила его в кабинет доктора.
Там ему удалось поговорить с седовласым, очень усталым человеком средних лет о болезни Бена. Но Уэйд не узнал ничего нового, кроме того, о чем уже сообщал ему сам Бен. Прежде чем попрощаться с доктором, Уэйд спросил, не повредит ли здоровью брата переезд в Шайенн.
– Я не вижу причины для возражений против такого переезда, – ответил доктор, – если, конечно, мистер Мэгэллен найдет там квалифицированную медицинскую помощь.
Так состоялся переезд Бена в Шайенн. Уэйд снял небольшой домик для Бена и его семьи недалеко от больницы святого Иоанна. Через полтора года Бена положили в стационар больницы. Уэйд снова ощутил боль в сердце, вспомнив день, когда он отвез Бена в покой Святого Иоанна. Маленькая Эми с глазами, полными слез, уцепилась за безжизненную иссохшую руку отца, яростно сжав ее и шепча ему слова прощанья.
Именно в этот день, когда Бен уже был устроен в палате, и Джейн ушла домой, брат попросил Уэйда заботиться о его семье, когда он умрет.
– У них больше никого нет, Уэйд, – сказал Бен, глядя умоляющими глазами на брата. Для самого Уэйда было само собой разумеющимся, что он должен взять опеку над семьей брата.
«Бедный Бен, – подумал Уэйд, – видно, уже тогда разум его начинал меркнуть. Он даже не сообразил, что придет день, и та же самая болезнь, которая постепенно свела его в могилу, возьмется и за меня. И тогда некому больше будет заботиться о Джейн и Эми».
Уэйд встал, взял бутылку виски и стакан с каминной полки и снова уселся в кресло. Теперь Бен лежал при смерти. И как бы ни была тяжела эта утрата, но смерть брата одновременно являлась и огромным облегчением для Уэйда и для Джейн. Потому что Бен, тот Бен, которого они знали и любили, умер для них уже год назад. От прежнего умного доброго человека осталась лишь тень, пустая оболочка.
Глава 21
«О Господи, как раскалывается голова», – поморщилась Шторм, расчесывая волосы перед зеркалом. Интересно, сколько она выпила прошлым вечером? Более чем достаточно, потому что она не помнила даже, как вернулась домой. Шторм смутно припоминала только, что в дом ее внес Уэйд.
Но, конечно, Мария и Кейн прекрасно помнили, в каком состоянии ее привезли домой. За завтраком они красочно описали всю эту сцену. Оба рвали и метали, кидали ей в лицо упреки, что она опозорила имя Рёмеров, на глазах у всех проведя весь вечер в обществе шлюх – болтая с ними и напиваясь до бесчувствия. Кроме того, она громко поскандалила в баре «У ковбоя» с Джози Сейлз. Кейн заявил, что он теперь больше никогда не сможет показаться там.
Наконец Кейн и Мария выдохлись, но прежде чем Шторм успела спросить, откуда они все это узнали, Кейн быстро заковылял на своих костылях к выходу, а Мария заспешила по домашним делам.
«А что теперь думает обо мне Уэйд?» – спросила себя Шторм и тут же посмеялась над своей наивностью. Наверняка он о ней вообще не думает! С тяжелой головой, которая раскалывалась от боли, как будто по ней били огромным молотом, Шторм осторожно сошла вниз по лестнице, неся свой жакет. Стоя в кухне, она слышала, как Мария возится в соседней комнате – которая на время была отдана Кейну. Шторм заглянула в гостиную и увидела в щелку двери вытянутые к огню длинные ноги Кейна.
Ее рука уже была на дверной ручке, и она готовилась ступить за порог, когда брат окликнул ее:
– Куда ты идешь?
– Хочу заглянуть в барак, узнать, как чувствует себя Джеб.
– С ним все в порядке. Мария навещала его сегодня рано утром. Он-то и поведал ей обо всем случившемся с тобой вчера. Зайди сюда, пожалуйста. Я хочу поговорить с тобой.