Мысли о Бекки сразу же вылетели из головы Шторм, как только вдали показался домик Мэгэлленов. Переведя Бьюти на шаг, она скользнула взглядом по большому, крепкому, сложенному из бревен дому, но не заметила ни внутри, ни рядом присутствия человека с иссиня-черными волосами и голубовато-серыми глазами. Она подумала с горькой улыбкой: «Наверное, Уэйд отсыпается после разгульной ночи».
Невольный вздох вырвался из груди Шторм, и она подстегнула Бьюти, которая перешла на легкую рысь. Шторм пообещала себе, что однажды нанесет визит старшему Мэгэллену – Джейку. Ведь добрый и любезный отец Уэйда не сделал ей ничего плохого. Сердце Шторм гулко застучало в груди, когда петляющая дорога сделала поворот и Бьюти свернула к большому фермерскому дому, сверкающему на солнце свежевыкрашенным фасадом. Он стоял всего лишь в двадцати ярдах от дороги. Шторм свернула на дорожку, усыпанную гравием, которая вела к коновязи, стоявшей среди густых деревьев. «Интересно, Бекки все такая же нервная и впечатлительная, какой была раньше?» – спрашивала себя Шторм, привязывая лошадь к коновязи.
Она постояла минуту, вглядываясь в окружавший ее мирный пейзаж и осматривая уютный красивый домик Бекки. Тишину этого чудесного места нарушало лишь далекое пение жаворонка, доносившееся с окрестных лугов. Шторм бросила взгляд на цветочные клумбы, тянущиеся вдоль дорожки, ведущей к широкой открытой веранде. Герани, бархатцы, шпорник, разные сорта цинний составляли многоцветье, чудесно выделявшееся на фоне свежескошенного ярко-зеленого газона. Оконные стекла были идеальной чистоты, они сияли, отражая, словно зеркала, уголки уютного дворика.
«Эта усадьба вовсе не похожа на дом падшей женщины», – так решила Шторм. У нее даже было такое чувство, будто сейчас отворится дверь и из нее выбежит на крыльцо орава шумных детишек.
Но навстречу ей никто не вышел. Тогда, она сама ступила на широкое, крытое крыльцо и подошла к двери. Ей сначала показалось, что Бекки все еще спит. Но потом она почувствовала запах свежесваренного кофе и решила, что Бекки уже встала и собирается уезжать.
– Должно быть, она где-то здесь поблизости, – пробормотала Шторм, когда три раза постучала в дверь и не получила никакого ответа. Дом вовсе не выглядел спящим, но не выглядел он и как место, куда часто вторгаются чужие посторонние человеческие существа. Это был замкнутый, обособленный мир, живущий своей сокровенной жизнью.
Может быть, Бекки находилась сейчас на заднем дворе? Шторм сошла с крыльца и обошла дом. За домом она увидела большой подстриженный газон, там росло еще больше цветов, был разбит ухоженный огород, устроена кормушка для птиц, стояли купальня, большая раскидистая яблоня и длинный сарай под высокой сосной.
Дверь сарая была раскрыта настежь. И оттуда доносились звуки, свидетельствующие о том, что внутри располагался небольшой зверинец. Шторм осторожно подошла поближе к дощатой постройке и, позвав Бекки по имени, заглянула внутрь. Внутри царил полумрак, помещение освещалось лишь довольно больших размеров окном, выходящим на восток. Когда ее глаза немного привыкли к скудному освещению и она начала различать предметы, Шторм вздрогнула от страха.
Что-то мягкое и пушистое прижалось к ее ноге. Но тут же Шторм смущенно улыбнулась, как бы извиняясь за свою нелепую пугливость, услышав мяуканье котенка. Шторм огляделась в помещении и увидела молодую самочку оленя с перевязанным крупом, а также неизвестной породы собаку с только что появившимися на свет щенками, лежавшую в плетеной из ивовых прутьев корзине. Еще четыре котенка подошли к ней и начали шнырять вокруг ее ног. И девушка нисколько не удивилась, когда вслед за ними вышла их мать – большая черно-белая кошка.
Шторм двинулась дальше в глубину сарая, и невольный приглушенный крик вырвался из ее груди, когда она увидела хищную молодую рысь в проволочной клетке, выгнувшую спину дугой и шипящую на нее. Но заметив шину, наложенную на левую заднюю лапу животного, Шторм не смогла удержаться от сочувственных слов.
– Ах ты бедняжка, – тихо произнесла она.
Увидев все это и услышав крики проголодавшихся птиц у кормушки, Шторм ясно поняла, почему Бекки выбрала для жилья именно это место на природе, а не поселилась где-нибудь в городе. Где еще она могла завести себе подобное хозяйство?
Шторм пошла туда, откуда слышался отчаянный птичий писк, и зашла за высокий стог сена. Здесь она замерла, глядя на темноволосую молодую женщину, сидящую за легким, сбитым из планок столиком и терпеливо кормящую нескольких птенцов жаворонка. Волна прежней любви и нежности к подруге детства поднялась в душе Шторм, грозя задушить ее, горло ее перехватило от волнения, на глаза набежали слезы. Она выступила вперед, ласково говоря:
– Я вижу, что ты по-прежнему любишь животных, Бекки.
Черноволосая головка моментально повернулась в ее сторону, а затем с тихим радостным восклицанием Бекки сорвалась со своего табурета и бросилась к Шторм. Они крепко обнялись, причем голова Бекки не доставала до подбородка Шторм, поэтому та невольно подумала, что с тех пор как она видела свою подругу, та ненамного подросла.
Наконец они выпустили друг друга из объятий, и Бекки громко воскликнула:
– Как здорово, что мы снова встретились!
И они снова упали в объятия друг друга, причем Шторм, как эхо, повторила слова своей подруги. Когда они наконец были в состоянии начать связную беседу, Бекки спросила:
– Ты совсем вернулась домой или приехала погостить?
– Я вернулась домой насовсем, – ответила Шторм и улыбнулась сквозь слезы, застилавшие ее глаза. Она подумала про себя, что Мария ошиблась, утверждая, что Бекки сильно переменилась. Бекки выглядела и вела себя точно так же, как в те счастливые дни, которые девочки провели вместе. Карие глаза были все такими же ясными и сияющими, как будто Бекки находилась в вечном ожидании завтрашнего дня, предчувствуя что-то радостное. Если ее профессия и была обременительна для нее, то это никак не отражалось на внешности Бекки.
– Вернулась домой насовсем! Как чудесно звучат эти слова! – голос Бекки слегка дрожал, но затем она справилась с собой и прибавила уже твердым тоном: – Держу пари, что Кейн на седьмом небе от радости. Когда я пару недель назад случайно столкнулась с ним в городе, он мрачно сказал мне, что ты так любишь свою работу в школе, что, вероятно, больше никогда не вернешься на ранчо.
Она вопросительно вскинула бровь, глядя на Шторм.
– Так тебе все же надоело учительствовать или причина твоего возвращения кроется В чем-то другом?
«Это не то, о чем ты подумала, Бекки», – хотела сказать Шторм, но сдержалась.
– Я все еще люблю школу и преподавательскую работу, – сказала она. – Просто мне нужно немного отдохнуть и поправить нервы.
Бекки опять начала было что-то говорить, но вдруг передумала, вспомнив о своем занятии, и снова повернулась к верещавшим голодным птенцам.
– Позволь я закончу кормить этих малышей, а потом мы пойдем в дом, выпьем кофе и поговорим о грозе, разразившейся в Вайоминге.
Шторм увидела, как Бекки взяла маленькую веточку величиной с мизинец и окунула ее в мисочку, стоявшую у ее локтя. Когда она вынула веточку, на ее кончике повисла капля воды с частичкой размоченного в воде хлеба. Бекки поднесла веточку к широко раскрытым клювам птенцов, жадно ловящим пищу, и объяснила:
– Я нашла этих двух малышей на лугу позади сарая; видно, с матерью что-то случилось, они остались совсем одни и наверняка погибли бы.
Она снова опустила веточку в миску и протянула ее второму птенцу, широко раскрывшему свой клюв.
– Они не дают мне ни минуты покоя. Такое впечатление, что они постоянно хотят есть, – добавила она.
Шторм взглянула на голодных птенцов и поморщилась. «О Боже, они такие безобразные, – подумала она, – тощие, без перьев, глаза закрыты, и эта отвратительная желтая полоса вокруг… губ, или как это называется у птиц?»
И когда Бекки спросила:
– Ну не красавцы ли они? – Шторм сумела только слабо кивнуть головой в ответ на это, с ее точки зрения, нелепое определение.