Я слишком устал, чтобы вытерпеть долго. Вода очень быстро проникла в нос и рот, и дальше было уже не сдержать потребностей тела. Оно скорчилось, затем распрямилось и изогнулось дугой. Боль проникла повсюду, когда захрустели кости и вытянулись как на дыбе, разрывая каждый позвонок. В ушах возник адский шум, точно я попал в затопленное метро, где разом переговариваются миллионы привидений. Выроненный фонарь унес свет, оставив меня в кромешной темноте, и я зажмурился, задыхаясь от воды, заполнившей легкие и вытеснившей остатки воздуха. Диафрагма спазматически сократилась и замерла… И больше боли я уже не чувствовал. Медленно дрейфовал в соленой глубине, вдруг окрасившейся в яркие оттенки синего, лазурного и бирюзового. Море стало прозрачным на много миль вперед: я видел каменистое дно метрах в ста под собой и край рифа в полумиле отсюда, где более теплая вода выглядела приторно-зеленой. Семья дельфинов – мать и двое дельфинят – плавно покачивая хвостами, дремали в слабом прибрежном течении.
Я видел, как это течение омывает риф и вновь присоединяется к более холодному и глубинному потоку, слышал циркуляцию каждой молекулы соленой воды, мог прочитать историю путешествия течения как в открытой книге. Шрам больше не тянул вниз, но он будто бы разросся по всему телу, сожрав меня целиком и сделав частью воды, растворив в ней. Я был проводником морских потоков и течений, соединившись с ними незримыми связями, такими многогранными и глубокими, что постичь разумом никогда б не сумел.
Вязким движением в приятной теплоте я перекатил светящиеся лазурные капли, а когда увидел свою руку, недоверчиво застыл: тыльная сторона была вся покрыта крошечной бронзовой чешуей, от запястья к локтю возрастал тонкий прозрачный плавник с острыми изогнутыми краями. Я должен был умереть, утонуть. Однако я, похоже, сильно ошибся. Сделав медленное сальто, я подивился силе ног, слитых воедино, а увеличив скорость, поймал собственный хвост – темная бронза чешуи на кончиках плавника переходила в матовую зелень и заканчивалась кудряшками мягких водорослей.
Потрясенный собственным преобразованием вместо ожидаемой смерти, я не сразу услышал их. Шум в ушах: я думал, это прибой бьется о скалы, создавая фон, или течения, сталкиваясь друг с другом, шипят и бормочут. Но теперь я узнал голоса. Удивленные, беспокойные, испуганные, озлобленные. Переходящие в ропот. И среди прочих я моментально вычленил ту единственную, ради которой пришел.
- Белла…
Я будто бы видел ее внутренним взором, невзирая на расстояние. Она обернулась на оклик, ее потерянный и взволнованный взгляд заметался по сторонам.
- Эдвард?..
Столько страсти было в этом крике, и кто говорил, что русалки – всего лишь холодные рыбины, не умеющие любить?
Откуда-то я точно знал, куда плыть. Шрам, оставленный на шее, оказался не только билетом в подводный мир, но и картой, прочно впечатавшейся в сознание. Я видел, слышал и осязал, что Белла тоже сорвалась с места, бросившись мне навстречу и не обращая внимания на недовольное ворчание своих сестер.
- Белла! – повторял я, словно боялся потерять внезапно обретенный маяк, ведущий меня в нужном направлении. Скорость, которую я развил, едва ли можно было измерить человеческими понятиями: лазурное море испуганно расступалось под мощным натиском моего яростного полета сквозь глубины.
- Эдвард! – кричала в ответ русалка, словно не верила в чудо. Ее губы не двигались, но в этом не было необходимости: все живое здесь общалось с помощью силы мысли.
Мы встретились как две ракеты, несущиеся в лобовой атаке. И закружились в стремительном водовороте, сплетясь руками, губами и хвостами. На несколько минут любые проблемы вылетели из моей головы, остались только чистые незамутненные ощущения: радость, счастье и восторг. Облегчение огромной волной накрыло меня, когда я сжал руками маленькое хрупкое тело, когда рот морской красавицы открылся в ответ на мой безжалостный поцелуй, заявляющий права. Я хотел поглотить ее всю, лишь бы она не вздумала еще раз бросить меня. Моя, моя, рычал мой взбешенный разум. Эти кукольно-идеальные губы, этот вздернутый носик, трогательно распахнутые зеленые глаза и даже маленькая упругая грудь с розовыми сосочками, дразнящими мои воспоминания на протяжении целого месяца и продолжающими делать это даже сейчас, - все это теперь принадлежало мне. Навсегда.
- Ты пришел! – выдохнула Белла в восхищенном изумлении, когда я перестал терзать ее рот и набросился на другие, не менее приятные части тела, желая ревностно обследовать ее всю, как будто за время моего отсутствия что-то могло измениться.