Но пока офицер стоял и смотрел на голый череп, подсознание прошептало ему, что находка была гораздо страшнее, что покойник умер вовсе не от старости в окружении любящих родственников, и в последний путь провожал погибшего лишь тот, кто и вырыл ему эту могилу. Фалк присел на корточки и расчистил немного земли рукавом куртки, решив свалить всю вину на собаку. Из земли появились еще несколько костей и истлевшая грязная одежда. Впервые за свои шестьдесят с лишним лет Фалк видел настоящий скелет — настолько скучной была его полицейская служба. И тем не менее он заметил что-то странное. Маленькие фаланги. Слишком маленькие. Потому что все они были сломаны. Все до единой.
Глава 3
Он проснулся, как обычно, от того, что сон изменился, звуки стали более приглушенными и отдаленными, но в то же время более четкими. К тому же во сне не было запахов. Конечно, ему могли присниться зловонные раны и ароматные бальзамы, но запахов никогда не было. Только пустое телесное ощущение, не более. А сейчас он ощущал запахи. Сначала сухой воздух, просачивающийся в палату из вентиляции, потом запах постельного белья, раздражающе нейтральный, но в то же время очень яркий. Как только мысли обрели большую четкость, появились и более отдаленные ощущения: аромат кофе — кофе везли по коридору на завтрак, запах свежевыпеченного хлеба — все они постепенно заполнили комнату. Потом появились звуки. Сначала только резкие и четкие: металлический звон тележек, на которых медсестры развозили лекарства, похлопывание сандалий по свеженатертому полу, а также приглушенный разговор, за которым последовал чей-то сдержанный смех. У кого-то сегодня хорошее настроение. Затем едва слышно зашуршала вентиляция, этот звук менялся каждый раз, когда дверь в палату открывалась. Бывало, входящие очень старались зайти беззвучно, чтобы не потревожить его сон, но шуршание всегда их выдавало.
Палата, в которой он лежал, была квадратной, каждая стена — примерно четыре метра в длину. Он никогда этого не видел и вряд ли бы когда-либо смог, но все-таки точно знал. Он считал шаги медсестер от двери до кровати, а еще когда они везли его в ванну, расположенную на другой стороне комнаты за раздвижной дверью. Слева от него находилось окно, и иногда ему казалось, что, когда раздвигают шторы, он улавливает лучи света. В глубине души он понимал, что это не настоящее ощущение, а лишь плод его воображения. После тех роковых секунд в гараже он больше не различал свет и тьму.
Горло во время сна пересохло, но он знал, лучше об этом не думать, иначе жажда вызовет приступ тошноты.
Дверь на свежесмазанных петлях тихо открылась, вентиляция зашуршала громче. Медсестра зашла в палату.
— Проснулись, Герой?
Они называли его Героем, как будто в том, как он цепляется за жизнь, есть какой-то подвиг. Он так и не понял, как им удается различать, проснулся он или спит, возможно, благодаря более глубокому дыханию во сне. Сегодня работала та блондинка с ясными голубыми глазами и кудрявыми волосами по плечи. По крайней мере такой он себе ее представлял, такой портрет рисовал ее мягкий теплый голос. Легкие короткие шаги, шлейф запаха шампуня — и сомнений не оставалось: это была она. Он почувствовал, как к губам прижали стакан, затем первые капли воды. Открытые раны сжались и выплеснули волну боли, все тело содрогнулось, оно горело так же, как тогда, когда пламя расплавило его кожу и превратило ее в тесный, плохо сшитый костюм. Стон вырвался из желудка, ведь его рот и горло не могли производить звуки.
— Ну, ну, — мягким платком она вытерла ему с губ капли жидкости. От платка пахло так же, как от постельного белья.
Еще капли. Ощущения стали менее яркими, но казалось, будто вода заполнена осколками стекла. Он смог осилить только один глоток. Остальную жидкость он получал внутривенно вместе с другим питанием. В больнице Хаукеланд ему еще удавалось проглатывать холодный суп, но здесь, в пансионате, уже не получалось. Здесь он был во власти Дьявола.