– Нашим войскам тоже надо оправиться, а коалиции нужно время, чтобы… – он замолкает и задумывается. Я по-прежнему не могу разгадать выражение его лица, и меня это бесконечно раздражает. Сомневаюсь, что даже шепот способен пробить его ментальную защиту. – …Чтобы обрести равновесие.
У мамы меньше выдержки, чем у отца, и она устремляет на лидера новокровок испепеляющий взгляд черных глаз. Змея повторяет ее движение и, моргая, смотрит на премьера.
– Значит, у вас нет никакой разведки, никаких шпионов по ту сторону границы? Простите меня, сэр, но я искренне полагала, что у Алой гвардии, – она буквально выплевывает эти слова, – есть разветвленная шпионская сеть как в Норте, так и в Озерном крае. Она может быть нам полезна, если только Красные не переоценивают свои силы, – ее слова полны отвращения и яда.
– Наши агенты продолжают действовать, ваше величество.
Генерал Алой гвардии, светловолосая женщина с неизменной злобной усмешкой, возвращается в зал, а за ней идет Мэра. Обе садятся рядом с Дэвидсоном. Они движутся быстро и тихо, словно желая избежать внимания окружающих.
Усевшись, Мэра устремляет взгляд на меня. К своему удивлению, я замечаю в ее глазах нечто странное. «Стыд? Нет, невозможно». Но, тем не менее, щеки у меня начинают гореть. Надеюсь, что не выдаю ни гнева, ни смущения. Во мне пылает то и другое, и недаром. Я отворачиваюсь и смотрю на Кэла, хотя бы для того, чтобы отвлечься зрелищем человека, который уязвлен гораздо сильнее.
Он пытается делать вид, что равнодушен к присутствию Мэры, но Кэл – не Мэйвен. В отличие от брата, Кэл плохо умеет скрывать свои чувства. Серебряный румянец расцветает под кожей, окрашивая щеки, шею и даже кончики ушей. Температура в комнате слегка повышается, колеблясь от эмоций, с которыми он борется. «Вот дурак, – мысленно усмехаюсь я. – Ты сделал выбор, Калор. Приговорил нас обоих. По крайней мере, хоть сделай вид, что у тебя все под контролем. Если кто-нибудь здесь и вправе сойти с ума от душевной муки, то это я».
Я почти ожидаю, что он сейчас начнет мяукать, как потерявшийся котенок. Но вместо этого Кэл быстро моргает и отводит взгляд от девочки-молнии. Одной рукой он стискивает подлокотник кресла, и огненный браслет на запястье вспыхивает алым в лучах заходящего солнца. Кэл сдерживается. Огня не будет.
Мэра – просто камень по сравнению с ним. Суровая, неумолимая, бесчувственная. Ни искорки. Она продолжает смотреть на меня. Это неприятно, но вызова в ее взгляде я не вижу. Глаза Мэры непривычно лишены гнева. Разумеется, доброты в них тоже нет, но нет и отвращения. Похоже, у девочки-молнии сейчас нет причин меня ненавидеть. Моя грудь сжимается. Она знает, что я не хотела этого брака? «Наверняка».
– Хорошо, что вы вернулись, мисс Бэрроу, – говорю я – вполне искренне.
Если кто-то и способен с гарантией отвлечь обоих Калоров, то именно она.
Мэра не отвечает, лишь складывает руки на груди.
Ее спутница, генерал Гвардии, не склонна молчать. К сожалению. Она злобно глядит на мою мать, искушая судьбу.
– Наши агенты посменно следуют за отступающей армией короля Мэйвена. Нам стало известно, что вражеское войско быстрым маршем движется в Детраон. Сам Мэйвен и некоторые его генералы сели на корабли на озере Эрис. Очевидно, они тоже направляются в Детраон. Сообщают также о погребении Озерного короля. А еще у Озерных гораздо больше целителей, чем у нас. Те, кто пережил битву, оправятся быстро.
Анабель хмурится и бросает гневный взгляд на отца.
– Да, Дом Сконоса по-прежнему расколот, и большинство поддерживает законного правителя, а не узурпатора.
Как будто это наша вина. Мы сделали, что могли. Убедили, кого могли.
– Не говоря уж о том, что у Озерных есть свои целители.
Напряженно улыбнувшись, Дэвидсон слегка склоняет голову. В углах глаз у него появляются морщинки – свидетельство прожитых лет. Ему, наверное, за сорок, хотя трудно сказать наверняка.
Он подносит пальцы ко лбу – то ли странный салют, то ли клятва.
– Монфор предоставит целителей. Я обращусь с просьбой равно к Серебряным и к Непримиримым.
– С просьбой? – насмешливо повторяет отец.
Другие Серебряные также удивлены, и я слегка наклоняюсь, чтобы посмотреть на Толли. Он хмурится. Брат не понимает, что имеет в виду Дэвидсон. В животе у меня что-то слегка вздрагивает, и я прикусываю губу, чтобы справиться с этим ощущением. В норме мы компенсируем друг другу то, чего нам недостает. Но сейчас… мы оба в открытом море. И отец тоже. Хоть я и обижена на него, мне страшно. Отец не способен защитить нас от того, чего сам не понимает.
И Мэра тоже в растерянности – она недоуменно морщит нос. «Ох уж эти люди», – сердито говорю я себе. Сомневаюсь, что даже ее хмурая, покрытая шрамами соседка понимает Дэвидсона.