Джордж наклонил голову, как разъяренный бык.
— Не всегда это можно описать такими определенными словами. Скажем, иногда меня это мучает, и в этом случае я начинаю говорить, не задумываясь о любезностях. Несомненно, это заставляет тебя задуматься, как многим ты рисковала, выйдя замуж за сына кузнеца.
— Я ничего подобного не говорила.
— Но имела это в виду!
— Нет, не имела. И если это так мучительно для тебя, Джордж, то как, по-твоему, чувствую себя я, когда ты приходишь и набрасываешься на всех подряд, грубишь моей кузине и жестоко обращаешься с нашим сыном? Нашим сыном, Джордж! Нашим сыном! Нет, я не считаю, что вышла замуж за сына кузнеца, я думаю, что вышла за человека, который взвалил на свои плечи огромное бремя, страшное бремя ревности и подозрений, которое ничто и никто не может побороть! Что бы я ни сказала! В чем бы ни поклялась! Что бы ни сделала! И ты собираешься и дальше нести этот тяжкий груз и окончательно разрушить наш брак! Что может быть хуже для нашей семейной жизни?!
Джордж заглянул в темные глубины души и понял, что Элизабет говорит правду. Он взял себя в руки и попытался отделаться от гнева.
— Да, ты права, раньше мы уже справлялись с этой проблемой.
— И я так думала!
— Это малоприятная тема. Думаю, тетушка Агата наложила на наш брак проклятье, и...
— Агата? — резко обернулась Элизабет. — Тетушка Агата? Она-то какое имеет к этому отношение?
Джордж на мгновение погрузился в раздумья.
— Я не хотел тебе говорить...
— Думаю, сейчас самое время сказать, что бы это ни было!
Джордж по-прежнему колебался, кусая губы.
— Теперь это не имеет значения.
— Нет уж, скажи!
— Ну ладно. В тот вечер, когда она умерла, я зашел к ней сказать, что ей всего девяносто восемь, а вовсе не сто, как она объявила, и она напустилась на меня — наверное, от злости, от желания отомстить...
— Что она сказала?
— Она сказала, что Валентин — не мой сын.
Элизабет уставилась на него с перекошенным лицом.
— Так вот откуда всё это проистекает...
— Да. В основном... Целиком и полностью.
— И ты ей поверил! Поверил полоумной старухе?!
— Она сказала, что мы с тобой недостаточно долго женаты, чтобы ты успела родить ребенка в срок.
— Валентин родился раньше срока. Я упала с лестницы!
— Так ты сказала...
— Так я сказала?! Ты по-прежнему считаешь, несмотря на все мои слова, что с рождения Валентина я намеренно тебя обманываю? Что я не падала с лестницы, что я всё это выдумала, чтобы выдать Валентина за твоего ребенка, хотя это не так? Об этом тебе тоже рассказала тетушка Агата?
— Нет. Но наверняка именно на это она и намекала. А с чего бы ей выдумывать подобное?
— Потому что она тебя ненавидела, Джордж, вот почему! Она ненавидела тебя настолько же сильно, как и ты ее! Да и как могло быть иначе, когда ты только что разрушил ее планы на чудесный праздник по поводу столетия? Да она бы сказала что угодно, всё, что взбрело бы в голову, лишь бы навредить тебе перед смертью.
— Мне казалось, она тебе нравилась.
— Разумеется, нравилась!
— Тогда зачем же она сказала то, что могло бы разрушить не только мою жизнь, но и твою?
— Потому что желание навредить тебе в тот момент перевешивало всё остальное. Наверняка так и было! Жестоко с твоей стороны было придумать такое, чтобы разрушить ее планы...
— Я ничего не придумывал! Это правда!
— Но никому эта правда была неинтересна, кроме тебя! Если бы ты сначала посоветовался со мной, я бы попросила тебя ничего об этом не говорить. Устроили бы праздник, и все были бы счастливы, а через несколько месяцев тетушка Агата мирно скончалась бы, довольная своим величайшим триумфом. Но нет! Ты должен был сказать ей, мелко и дешево отомстить! Вот она и решила ответить, ударить тебя в спину единственным доступным ей оружием. Она ведь видела, как ты счастлив с сыном, как горд, что у тебя родился сын и наследник всего состояния. И она сумела всё разрушить. Вряд ли ей приходило в голову подумать обо мне или Валентине. Она лишь хотела отомстить тебе! И отомстила, правда? У нее получилось! — Элизабет резко рассмеялась. — Получилось куда лучше, чем она могла вообразить! Яд разлился по твоим венам и с тех пор тебя отравляет. Как же она тебе отомстила, Джордж, и всё из-за твоего мелкого и злобного триумфа! С тех пор каждый день твоей жизни был разрушен словами тетушки Агаты.
На лице Джорджа выступил пот.
— Будь ты проклята, да как ты смеешь говорить мне такое! Мелкий и злобный, так ты меня назвала? Мелким и дешевым. Я не потерплю подобные оскорбления! — Он развернулся, как будто собрался выйти из комнаты. — Я просто хотел выяснить ее истинный возраст, вот и всё. Этим Полдаркам ни в чем нельзя доверять.
— Она не знала, сколько ей лет!
— Подозреваю, что знала. — У двери он снова повернулся и подошел к туалетному столику. — А то, что ты сказала мне сегодня, Элизабет, не считая этих непростительных оскорблений, это неправда! Неправда, что Агата отравила мне жизнь после своей смерти. Элизабет, прекрати смеяться!
Элизабет прижала ладонь к губам, пытаясь сдержать смех, истерику. Она икнула, кашлянула и снова засмеялась. Потом ее вырвало.
— Ты нездорова?
— Кажется, я сейчас упаду в обморок.
Она качнулась, и Джордж быстро встал за ее спиной и взял за плечи, а потом обнял за талию. Когда Элизабет соскользнула с кресла, он подхватил ее и поднял, посмотрев в затуманенные глаза, а затем перенес на кровать. Элизабет лежала на спине, и румянец на щеках постепенно возвращался, а прекрасные белокурые волосы, немного потускневшие с возрастом, раскинулись вокруг головы и сверкали в свете канделябра, как потемневшее озеро.
— Что такое? Что случилось?
Теперь гнев Джорджа сменился тревогой, но голос звучал почти так же.
— Ничего страшного.
— Но ведь должна быть причина! Что тебе принести? Я позвоню Эллен.
— Нет... Нюхательные соли. В ящике...
Джордж достал соли. Некоторое время оба молчали, и это остудило страсти. Джордж отошел и встал спиной к камину, глядя на кровать.
Элизабет еще раз понюхала соль.
— Ребенок шевельнулся. И больно.
— Лучше позвать доктора, — бросил Джордж. — Хотя один Господь знает, кого можно найти в этой отсталой округе! Чоук теперь калека, а этот Энис слишком много о себе воображает...
— Со мной всё будет хорошо.
— Сразу после Рождества мы вернемся в Труро. Или даже раньше. Всё безопаснее, когда рядом Бенна.
— Ты сильно меня расстроил. Со мной было всё в порядке.
Джордж сунул руки в карманы.
— Похоже, я оказываю дурное влияние!
— Так и есть.
— Так что, мне уехать?
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, но не вынесу еще одну такую сцену.
— Вероятно, ты бы предпочла, чтобы я вел себя как твой первый муж — шлялся к доступным женщинам, напивался до беспамятства, проигрывал деньги...
— Ты же знаешь, что нет.
— Значит, не стоило мне так о тебе заботиться, да? Думать о том, чем ты занята и что сделала?
Элизабет не ответила, и Джордж встал рядом, так и не решив внутренний конфликт, но понимая, что нельзя дальше вести себя в таком же духе. Из-за беспокойства о здоровье жены нужно было закончить ссору миром, но он не знал как.
— Я навещу Валентина, — неохотно сказал он.
— Благодарю тебя.
— Этот чертов дом проклят, — сказал Джордж. — Каждый раз, когда мы здесь, случаются несчастья.
— Какие несчастья?
— Это неверное слово. Похоже, сегодня я нахожу одни неверные слова... — он с отвращением дернул плечами. — Ты же знаешь, моя любовь к тебе неизменна.
— Трудно в это поверить!
— Но это правда! — выкрикнул он, внезапно снова разозлившись. — Ты должна это знать, Элизабет! Ты единственный человек, который мне дорог!
— Есть только один способ это доказать.
— Какой?
— Полюби и Валентина.
После ухода Джорджа Элизабет немного подремала.
Ей действительно стало нехорошо, и она опасалась, что потеряет сознание. Ребенок вел себя беспокойно, и бурная сцена ее истощила. Но где-то через час она встала, пошла в соседнюю комнату и достала из саквояжа бутылочку.