— Она сказала, есть ли перемены к лучшему?
— К лучшему — нет. Дуайт уже уехал в Тренвит.
— Ребенок жив?
— О да, и здоров вроде бы. Родился раньше срока, но здоров.
Они встретились взглядами, но больше ничего не сказали.
Обедали обычно вместе с детьми, а теперь, когда миссис Кемп фактически переселилась в Нампару, также и с ней. Так что недостатка в разговорах не было. Клоуэнс, когда-то молчаливая, теперь соревновалась с Джереми в способности болтать без умолку, и не важно, слушает ли её кто-нибудь.
Росс ел мало, и посреди обеда шепнул Демельзе:
— Мне кажется, стоит туда пойти.
Демельза кивнула.
— Я думаю, ты должен. Только я боюсь за тебя.
— Я сумею держать себя в руках.
— Если столкнешься перед домом с Томом Харри, а у тебя рука не в порядке...
— Он не сможет меня удержать, если я буду верхом. А в такой момент Джордж наверняка меня впустит.
— Я бы... не стала на это полагаться, Росс.
— Пожалуй, — Росс вспомнил их предыдущую встречу. — Могу лишь попытаться.
— Мне пойти с тобой?
— Нет... Если посыплются оскорбления, я смогу их проглотить по такому случаю. Но если оскорбят тебя — то нет.
— Возьми с собой Гимлетта.
— Он и мышь не испугает. Толли Трегирлс — другое дело, но вряд ли я вытащу его из пивной, только чтобы он составил мне компанию для визита к соседу.
— Визита к больному, — поправила Демельза.
— Как скажешь... Наверное, я поеду, пока еще светло, если можно так сказать.
— Я зажгу свечи.
Под аккомпанемент многочисленных вопросов Росс встал и пошел за плащом и шляпой. Перед выходом он поцеловал Демельзу, что редко делал посреди дня.
— Не задерживайся, а то я буду волноваться. В безопасности ли ты, конечно же.
Он улыбнулся.
— В безопасности ли я.
На улице Росс бросил взгляд на море — оно уже успокоилось и напоминало приподнятую сквозняком промасленную ткань, лишь по краям остались грязно-белые лохмотья. Чайки радостно приветствовали темный день.
Когда Росс свернул к воротам Тренвита, в доме уже мелькали огоньки. Мало какие дома умеют так быстро подстроиться под перемены настроения, как Тренвит. Прошлым летом, в тот вечер полтора года назад, он бурлил и радовался, а теперь выглядит застывшим и холодным, как и в то Рождество, когда Росс приходил к тетушке Агате.
Сторожей поблизости не оказалось. Росс спешился и постучал в дверь. Почти немедленно открыл незнакомый слуга.
— Вы пришли... ох...
— Я пришел поинтересоваться здоровьем миссис Уорлегган. Мистер Уорлегган дома?
— Миссис Уорлегган... Э-э-э...
— Моя фамилия Полдарк.
— Ох...
Слуга прирос к полу.
— Что такое? — раздался голос за спиной лакея.
Это был Джордж. Его лицо оставалось в тени, но голос был ледяным.
— Я пришел с миром, Джордж, — сказал Росс. — Просто узнать насчет Элизабет. Надеюсь, ей лучше.
В доме раздавались еще какие-то звуки, но трудно было понять их природу.
— Выкинь этого человека вон, — приказал Джордж.
— Я просто хотел спросить, как она. Вот и всё. Мне кажется, на время болезни можно позабыть о застарелой вражде, даже самой жесточайшей.
— Выкинь этого человека вон, — повторил Джордж.
Дверь начала закрываться. Росс поставил в щель ногу и навалился здоровым плечом. Лакей покачнулся и налетел на столик. Росс вошел. Во всем огромном зале горела только одна свеча. В серо-стальном свете дня выглядела она как мерцающий желтый глаз.
Росс закрыл за собой дверь.
— Ради Бога, Джордж! Неужели мы настолько мелочны, что даже у постели больного будем собачиться, как шавки? Скажи мне, что ей лучше. Скажи мне, что она поправилась. Скажи, что говорят доктора, и я уйду! И уйду с радостью! Мне нечего здесь делать, осталась лишь одна давняя родственная связь — с этим домом и теми, кто в нем живет. Я родственник Элизабет по браку и желаю ей только самого лучшего...
— Будь ты проклят, — сказал Джордж, — и ты, и твоя семейка, и весь твой род до конца дней!
Он стал хватать ртом воздух и умолк, как будто и сам был болен.
Росс подождал, но никаких других объяснений не последовало. Лакей опомнился и поднял перевернутый столик.
— Я не уйду, пока не узнаю, что с ней, — сказал Росс.
— С Элизабет? — откликнулся Джордж. — Ах, с Элизабет... Элизабет умерла.
В последовавшей тишине лакей молча выскользнул из зала.
Зал был похож на церковь — холодный, отдающийся эхом, слабый свет из многостворчатых окон падал на большой стол и пустой камин. Горела одна свеча.