— Зачем?
Некоторое время они молчали, пока Росс подкладывал в камин уголь и раздувал огонь.
— Ты замерзла? — спросил он.
— Да. А ты?
Он кивнул и пошел открывать шторы. Тусклый свет дня показал, что она не разделась, но накрыла ноги одеялом, а плечи — шалью.
— Давай я приготовлю тебе завтрак.
Росс покачал головой.
— Лучше позавтракай сама.
— Нет-нет. Я не хочу есть. — Она заворочалась в кресле. — Ты промок.
— Неважно. Попозже переоденусь.
Он налил себе бокал бренди, чтобы избавиться от кислого привкуса вчерашнего бренди во рту. Росс предложил бокал Демельзе, но та отказалась.
— Ты бродил всю ночь?
— Да. Кажется, сапоги совсем прохудились.
Он стянул сапоги и снова присел у камина. Демельза наблюдала, как пламя высвечивает его черты. Бренди обжег внутренности. Росс поморщился и вздрогнул.
— Ты спала?
— Немного.
— Но ждала.
— Ждала.
Росс опустился в другое кресло.
— А знаешь, это же конец века. Это кажется... таким своевременным. Через несколько недель начнется девятнадцатый век.
— Я знаю.
— И для меня это будет не просто концом столетия, а концом чего-то большего. Концом всей прежней жизни.
— Из-за смерти Элизабет?
Он вздрогнул от этого слова.
— Не только. Но и из-за этого, естественно.
— Теперь ты хочешь об этом поговорить?
— Нет, если ты не возражаешь.
Они замолчали.
— Что ж, Росс, конец века еще не означает конец жизни.
— Ох... Просто сейчас я в глубочайшем унынии. Через пару месяцев всё будет выглядеть по-другому. Я постепенно приду в себя.
— Нет нужды спешить.
Росс помешал угли, и комнату наполнило облако дыма.
— Пойди поспи, пока не проснулись дети, — сказала Демельза.
— Нет. Я хочу с тобой поговорить. О чем я размышлял. Не так давно ты потеряла человека, которого... ты любила. Это очень глубоко ранит.
— Да, — ответила она. — Очень глубоко.
— Но всё же... — Росс потянулся за бренди, но поставил бокал на каминную полку, так и не глотнув. — Хотя когда-то я любил Элизабет, сегодня меня глубоко ранила лишь память об этой любви. То ли в этом, то ли следующем месяце мне исполнится сорок. Так что есть нужда спешить. Из-за памяти... и страха... страха потерять любовь, ведь эта потеря ранит слишком глубоко.
— Не вполне понимаю, о чем ты.
— Что ж, в каком-то смысле мое горе эгоистично. Пожалуй, именно это проповедует Сэм. Не подавив самолюбие, ничего хорошего не достигнешь.
— И чего же ты хочешь?
— Дело не в желании, а в том, что я должен сделать.
— Самолюбие... — сказала Демельза. — между самолюбием и эгоизмом нет разницы? Есть ли разница между тем, чтобы ценить всё хорошее в жизни и использовать это хорошее для собственного блага? Мне кажется, что нет.
Росс посмотрел на Демельзу. Ее темные волосы небрежно рассыпались по плечам и ярко-желтой шали, руки постоянно находились в движении, грудь вздымалась и опускалась, глаза лучились живым умом.
— От увиденного вчера вечером у меня заболела душа — от всей потерянной красоты и изящества Элизабет. Но самое главное — это вселило страх.
— Страх, Росс? Чего ты боишься?
— Потерять тебя.
— Это маловероятно.
— Я не имею в виду другого мужчину, хотя и в этом нет ничего хорошего. Я говорю о физической потере, я боюсь потерять тебя как личность, как компаньона, с которым я провел рядом всю жизнь.
Демельза растаяла.
— Росс, это невозможно. Разве что ты меня выкинешь вон.
— Дело не в возможности, а в уверенности, — ответил он. — Увидев Элизабет такой... Мы находимся в конце столетия, в конце эры...
— Это просто дата.
— Нет, не просто. Не для нас. Не для всех остальных, но в особенности не для нас. Это... это водораздел. Мы взобрались на него и теперь смотрим вниз.
— Уверена, мы смотрим вперед.
— Вперед и вниз. Ты понимаешь, что придет время, обязательно придет время, когда я уже не услышу твой голос или ты мой? Вероятно, это звучит сентиментально, но для меня эта мысль невыносима, чудовищна...
Демельза внезапно поднялась с кресла, встала на колени перед камином и стала раздувать пламя мехами. Лишь бы скрыть слезы, повисшие на кончиках ресниц. Она поняла, что Росс добрался до самых темных уголков души и пробирается сквозь глубокие воды, и лишь она может протянуть ему руку.
— Росс, ты не должен бояться. Это не в твоем характере. Не похоже на тебя.
— Может, характер меняется, когда человек стареет.
— Не должен.
Росс посмотрел на нее.
— А ты никогда не боишься?
— Боюсь. О да. Может быть, каждую секунду, если начну об этом думать. Но если об этом думать, то невозможно жить. Ты здесь. Дети наверху. Вот и всё, что сейчас имеет значение. В моих жилах течет кровь. И в твоих. Наши сердца бьются. Глаза видят. Уши слышат. Мы чувствуем запахи и разговариваем.