Клэр смотрела на него огромными, подернутыми легким туманом глазами и, когда он вытирал ей ноги, коснулась его волос.
— Рауль.
Он поспешно отступил.
— Мы закончили. Где ваша одежда? Что‑нибудь разумное.
На последнем слове он сделал ударение, оно прозвучало как пощечина обоим. «Разумное». Ну, а как им себя вести?
— У меня в спальне, это рядом, соседняя дверь. В третьем ящике комода лежит спортивный костюм. Белье в верхнем ящике. О бюстгальтере я даже не помышляю. Кстати, я сама в состоянии взять вещи.
— Стойте на месте.
Возможно, мысль о том, чтобы отвести ее в спальню и помочь одеться, вполне разумна, но там кровать, а его терпение не бесконечно и уже дошло до предела.
Рауль нашел спортивный костюм, схватил первые попавшиеся трусики и задвинул ящик. Рядом с кроватью стояли теплые тапочки из овечьей шерсти. Отлично. Хотя бы они не выглядят сексуально.
Надо помочь Клэр одеться. Куда безопаснее, если она справится сама, а он останется по эту сторону двери. Да, это правильно. Он слегка приоткрыл дверь и просунул одежду так, чтобы не видеть Клэр. Им нужно установить барьеры. И лучше с замками. Он отскочил от двери, будто боялся обжечься.
— Стейк будет готов через десять минут. Полагаю, вы тоже. У вас нет головокружения от обезболивающих?
— Нет.
Клэр вдруг замолчала. Рауль догадывался, что она не договорила, и чувствовал то же самое. Дело вовсе не в лекарствах.
У него голова шла кругом.
Клэр оделась и сунула руку в повязку. Рука по‑прежнему болела, хотя боль и притупилась.
В одежде она выглядит вполне прилично. Почти респектабельно. Да. Она посмотрела на себя в зеркало. Старый растянутый спортивный костюм. На ногах тапки из овечьей шерсти. Волосы убраны, хотя и не высохли. Никакого макияжа.
— Берите меня как есть, — обронила она и вздрогнула.
«Берите меня?»
О чем она думает?
Роки посмотрел на нее так, будто угадал мысли. Клэр смущенно улыбнулась псу.
— Просто мы с тобой слишком долго были одни. Целых четыре месяца. А теперь к нам прибился этот парень.
Потрясающий парень, один акцент которого способен свести девушку с ума. И он знает, что такое одиночество, ведь у него погибли родители.
Родственная душа!
— М‑да, от этих таблеток у тебя определенно что‑то не то с головой.
Клэр поправила повязку, немного пошевелила рукой. Она чувствовала, что сейчас ей необходимо немного боли. Боль возвращает к реальности. Как раз то, что надо.
В реальности надо выпроводить этого парня с острова и вернуться к своему добровольному отшельничеству. До нее донесся запах стейка и грибов.
— Только этого не хватало.
Рауль повернулся и, окинув ее с головы до ног внимательным взглядом, улыбнулся. От такой улыбки у любой девушки могла закружиться голова.
— Отлично. Вам лучше?
— Да.
Конечно, лучше. В тысячу раз. Она чистая, ей тепло, и сейчас ее покормят. Чего еще может желать женщина?
Или кого?
— Я чувствую себя прекрасно.
Рауль выдвинул ей стул.
У него еще и манеры.
— Это совсем не обязательно. Не забывайте, что прислуга здесь я.
— Прислуга?
— Остров принадлежит Дону и Мэриголд, хотя зимой они не приезжают. Потому им нужно, чтобы кто‑то следил за домом. Этим мы с Роки и занимаемся.
— Вы с Роки, и все? Это небезопасно.
— По идее, здесь должен быть еще садовник — мастер на все руки. Но он уехал. На том же катере, на котором прибыла я. Дон и Мэриголд улетели в Европу, не найдя ему замены.
Рауль разложил по тарелкам картофельные чипсы. Стейк, чипсы, грибы. И зеленый горошек с морковкой, тушенные в масле. Вау! Никаких спасательных катеров. Пусть он остается здесь.
М‑м‑м, нет.
«Это все таблетки», — напомнила себе Клэр.
— Этих ваших Дона и Мэриголд не мешало бы привести в чувство.
Рауль сел напротив Клэр и, осмотрев ее повязку, порезал ей стейк. Ощущение, что о ней заботятся, было просто неописуемым. Похоже, она бредит.
— Они нарушают все положения о безопасности труда, прописанные в трудовом кодексе. Как можно оставить человека одного на острове? Или в Австралии нет соответствующего закона?
— Есть.
— Тогда почему вы до сих пор здесь? А главное, почему вы вообще сюда приехали?
Клэр ответила не сразу. А могла бы и вообще не отвечать.
«Почему вы вообще сюда приехали?»
Его это не касается. «Почему бы не рассказать все, как есть?» Она никому не рассказывала. Просто взяла и улетела.