— Из Адмиралтейства, сэр.
— Плохие новости?
— У него сын, сэр, лейтенант Дональд Маклеод.
— Верно. Командир вооруженного траулера в эскорте конвоев в Северном море на восточном побережье. Ньюкасл — Лондон.
— Торпедирован вчера у Хамбери со всей командой.
Рив заговорил шепотом:
— Никто не спасся? Вы уверены?
— Боюсь, что нет, адмирал.
Рив, казалось, старел на его глазах:
— Они, очевидно, не сказали вам еще одно, лейтенант; хотя Дональд Маклеод был командиром траулера, в команде было еще четыре человека с острова.
Он вернул конверт Джего:
— Чем быстрее мы кончим с этим, тем лучше.
Церковь Святого Мунго была крошечным, исхлестанным погодой зданием с квадратной башенкой, построенным из блоков тяжелого гранита на склоне холма над городом.
Рив, Джего и Фрэнк Янсен вошли через ворота, прошли по тропинке через церковный дворик, усеянный надгробиями, к западному приделу. Рив открыл массивную дубовую дверь и вошел.
В крошечной часовенке сбоку от алтаря на козлах лежал в гробу мертвый мальчик. Две пожилые женщины убирали тело, Мердок и Джин Синклер стояли рядом, говоря приглушенными голосами. Они повернулись и посмотрели на открывшуюся дверь. Держа фуражки в руках, трое мужчин подошли ближе. Они помолчали, потом Рив протянул Джин Синклер оранжевый конверт.
— Я думаю, вам следует это прочесть.
Она взяла конверт, достала телеграмму. Ее лицо побледнело, она молчала. Интуитивно Рив понял, что она заново переживает собственную трагедию. Она повернулась к Мердоку, но адмирал быстро шагнул вперед, оттеснив ее.
Мердок сказал тихо:
— Кажется, у вас для меня плохие новости, Кэри Рив.
— Судно Дональда торпедировано вчера у Хамбери — сказал Рив. — Затонуло со всей командой.
Дрожь прошла по всему телу старика. Он зашатался, потом глубоко вздохнул и выпрямился:
— Божья воля.
Две женщины, прибирающие тело, подошли ближе к ним; их лица застыли в ужасе. Как знал Рив, они сейчас потеряли мужа и брата. Мердок вернулся назад и стоял, смотря на немецкого мальчика, смертельно бледное лицо которого было мирным.
Он наклонился и тронул его ледяную руку:
— Бедный парень — сказал он. — Бедный мальчик!
Его плечи поникли и он тихо заплакал.
Баркентина «Дойчланд», 12 сентября 1944 года. Широта 26°.11N, долгота 30°26W. Ветер NW 2-3 балла. Облачно. Видимость плохая. Сильный шквал прошлой ночью во время средней вахты, разорван кливер.
3
Где-то в пятистах милях к югу от Азоров Эрих Бергер сидел за столом в каюте, заполняя личный дневник:
«…наше общее продвижение, конечно, гораздо лучше, чем я мог надеяться, и все же пассажиры находят путешествие исключительно скучным. Большую часть времени плохая погода держит их внизу; световые люки текут и в кают-компании постоянно сыро.
Потеря цыплят и двух молочных коз, все смыты за борт сильным шквалом через три дня после выхода из Белема, имела неблагоприятный эффект на нашу диету, хотя снова это наиболее заметно по монахиням. Фрау Прагер остается моей главной заботой и ее состояние, как я могу судить, продолжает ухудшаться.
На случай встречи с вражеским судном мы подготовились насколько возможно. «Дойчланд» теперь стала «Гудрид Андерсен» до последней детали, включая библиотеку шведских книг в моей каюте. План компании при высадке в любое время, прост. Лишние сверх нормального в команде люди спрячутся под полом трюма. Затея проста, но их легко найти, немного порыскав, однако, у нас нет другого выбора.
«Дойчланд» ведет себя так хорошо, насколько это возможно в Атлантике, хотя не проходит и дня, чтобы шквалы не разрывали паруса, а сегодня утром мистер Штурм доложил о двадцати дюймах воды под полом трюма. Однако, это еще не причина для паники. Мы все становимся старше, а «Дойчланд» старше большинства из нас…»
Все судно пьяно накренилось и Бергера выбросило из кресла, когда каюта покачнулась. Он вкарабкался на ноги, открыл дверь и выбежал на палубу.
«Дойчланд» ныряла в бурном море, вся палуба в шипящей пене. Лейтенант Штурм и старший матрос Кнут с обоих сторон вцепились в штурвал и боролись изо всех сил, чтобы удержать его.
Высоко над палубой главный гафель свободно бился на ветру. Шум был ужасен и раздавался даже в реве ветра, верхушка мачты дергалась туда-сюда, как прутик. Как будто парус лопнул только что. Но Рихтер был уже на снастях, море перекатывалось через него, когда он дергал за линь, чтобы погасить парус.
Бергер бегом присоединился к нему, поскользнулся и закатился к люку, когда очередная большая волна прошла по палубе, но сразу оказался на ногах и добавил свой вес к линю вместе с Рихтером.
Парус упал и «Дойчланд» заметно выпрямилась, барабанные звуки стихли. Рихтер прокричал:
— Мне лучше подняться туда и привязать новый линь.
Бергер перекричал ветер:
— В такую погоду вам не продержаться на гафеле и пяти минут. Надо подождать, пока ветер не стихнет.
— Но парус разорвет на куски.
— Гаснет его немного поддержит. Я за ним присмотрю.
Бергер прыгнул в снасти и начал карабкаться, ощущая, как ветер трется о него, как живое существо. Поднявшись на пятнадцать футов он остановился и посмотрел вниз, Рихтер был прямо под ним.
В кают-компании было на фут воды, море разбило световые люки и вливалось в них. Сестра Анджела ходила из каюты в каюту, делая все что можно и успокаивая растревоженных спутниц.
Когда она зашла к Прагерам, то нашла старика на коленях перед койкой жены. Фрау Прагер была смертельно бледной, глаза закрыты, жизнь чуть теплилась в ней.
— Что такое? — тревожно спросил Отто Прагер.
Она не ответила и пощупала пульс жены. Он еще бился, но нерегулярно. Прагер дернул ее за рукав:
— Что происходит?
— Я посмотрю — спокойно ответила она. — Оставайтесь с женой.
Она вышла на палубу. «Дойчланд» шла на север, все косые паруса тянули хорошо, реи скрипели, когда судно ныряло в волны. Штурм и Кнут все еще были за штурвалом. Молодой лейтенант что-то крикнул ей, но слова унес ветер.
Она подошла к вантам левого борта, ветер рвал ее черное одеяние, и подняла глаза на раздутые паруса. Небо было однородно серым, мир оживлялся лишь звуками судна, тысячью скрипов и стонов. Вдруг в сотне футов наверху она увидела Бергера и Рихтера, качавшихся взад и вперед на конце реи и закрепляющих парус.
Кажется, это было самое невероятное зрелище в ее жизни, и ее охватило чувство огромного возбуждения. Море плеснулось через поручни тяжелым зеленым занавесом, окатив ее всю и заставив скользить по палубе на локтях и коленях.
Она уцепилась за бульверк и попыталась подняться. Бергер спрыгнул перед ней с вантов и схватил ее за руки.
— Чертова дура! — заорал он. — Почему вы не остались внизу?
Он бегом повлек ее через палубу в свою каюту, прежде чем она смогла ответить. Сестра Анджела без сил упала в кресло за столом, а Бергер захлопнул дверь и оперся об нее.
— Что, черт побери, прикажете мне делать с вами?
— Простите — сказала она. — Внизу началась паника. Я просто хотела узнать, что происходит.
Он взял с койки полотенце и перебросил ей:
— Разошелся линь и разорвался парус. Он мог переломить топ-мачту, словно спичку, но Рихтер оказался проворнее. — Он открыл шкаф и достал бутылку. — Глоточек, сестра? Конечно, в чисто медицинских целях. Боюсь, что могу предложить только ром.
— Спасибо, нет. — Бергер налил себе хорошую дозу, а она вытерла лицо и с любопытством смотрела на него. — Невероятно, как вы работали там, наверху. Вы и господин Рихтер, так высоко в такую погоду.
— Ничего особенного, — спокойно ответил он, — для того, кто зарифлял главный парус на клиппере, идущем в шторм под всеми парусами у мыса Горн.
Она медленно кивнула:
— Скажите, вы еще думаете, что нам не везет? Нам гарантирован встречный ветер, вы так говорили в первую встречу. И все же мы далеко продвинулись, вы не согласны?
— Да, мы хорошо использовали время, — согласился Бергер. — Хотя каждый день понемногу баркентина разваливается под нами на кусочки.
— Вы говорите о «Дойчланд», словно она — живое существо, словно у неё свое собственное бытие.