--
Войдя в салон, Морин сразу понимает: что-то случилось. Не потому, что все кресла еще пусты, — клиентки появляются гораздо позже, часам к одиннадцати или к середине дня; и не потому, что разговаривающая с кем-то по телефону Мари-Роз сердито размахивает руками. Морин настораживает, что не слышно музыки. Едва ступив на порог, Мари-Роз тут же включает музыку и выключает только перед уходом. Да, у них постоянно играет музыка. Начальница Морин считает, что без музыки их салон напоминает склеп; отчасти она права: декоративная "маркиза" над входом отнимает очень много света, да еще и рисунок на ней густо-коричневый. Света у них действительно маловато, и, по мнению Мари-Роз, только музыка может компенсировать этот недостаток. И дюжине светильников не под силу одолеть этот постоянный полумрак. Правда, такое освещение имеет и свои преимущества. При таком свете зеркала немного льстят клиенткам. Они выглядят гораздо лучше, чем обычно, даже еще до того, как их волосы приведены в порядок.
Швырнув телефонную трубку, Мари-Роз оборачивается к Морин:
— И где же, черт возьми, тебя носит!
Морин смотрит на часы. Она опоздала на три минуты, ровно столько времени отнял у нее разговор с Кэрол.
— Прости. Я нечаянно…
— Не бери в голову. Это я так.
Мари шумно выдыхает воздух и плюхается на банкетку, заметно ее примяв. Где-то на заднем плане порхает молоденькая их сотрудница, нервно переставляя на полке тюбики и бутылочки с красками, шампунями и прочим.
— Прости, что я к тебе прицепилась, Мо. Просто тут такое дело. У нас возникла проблема.
— Какого рода?
— Налоговая. Прихожу я сегодня, а на пороге какой-то хмырь. Предъявите, говорит, все свои записи.
Морин садится рядом и ласково похлопывает Мари-Роз по спине:
— Не волнуйся, дорогая. У меня полный порядок.
— Да знаю я. Ты проделала адскую работу. Но и ты, и я знаем, что в "Журнале регистрации"… есть не все, что должно бы быть.
— Но ты же сама велела мне…
— Знаю, что велела. Ты умница, Морин. Ты не думай, я ни в чем тебя не обвиняю. Ты делала то, что я просила, и именно так, как я просила. И надо сказать, справилась со всем замечательно. Комар носа не подточит.
— Тогда что тебя так волнует?
— То, о чем я не подумала. Ублюдки! Совсем достали! А на что, спрашивается, жить?
— Давай я сделаю тебе кофе. А потом ты все мне расскажешь.
Мари-Роз поднимает глаза. Будучи почти ровесницей Морин, она относится к ней как к мамочке, всегда ищет у нее поддержки.
— Ладно. Сейчас повешу на дверь табличку "Закрыто". Надо сесть и хорошенько подумать. Разработать план действий.
— Звучит страшновато.
— Все действительно очень серьезно.
Морин идет к себе, снимает плащ, включает чайник, достает две белые кружки и кладет в них по ложке растворимого кофе. Потом усаживается за свой стол, откладывает в сторону папочку и аккуратно подворачивает розовые манжеты. Несмотря на нервозное состояние Мари-Роз, Морин абсолютно спокойна. Закипает чайник. Через пару минут приходит Мари-Роз, пальцы ее дрожат. Морин протягивает ей дымящуюся кружку.
— Я добавила второй кусок сахару. Судя по твоему виду, тебе десяточек лишних калорий не повредит. Сладкое успокаивает.
— Спасибо тебе, Мо.
Она делает глоток. Морин терпеливо ждет.
— Вся штука в том, что он потребовал журнал регистрации клиентов, все записи за последние полгода.
— За пол года?
— Ну да, именно. Я знаю, знаю, что надо было наплести какую-нибудь чушь, что ах-ах, он у нас потерялся. И что бы они тогда смогли сделать? Но я не подумала. Этот хмырь застал меня врасплох.
— И ты ему их отдала? Записи?
— Нет, конечно. Я же все-таки не законченная дура. Сказала, что журнал у меня дома. Идиотское, конечно, объяснение, но ему пришлось скушать. Короче, он вернется к часу и начнет все сверять. То есть меньше, чем через три часа! И если увидит, что записи клиентов не стыкуются с записями в бухгалтерских книгах, нас ждут неприятности. Меня ждут неприятности. Эти налоговые инспекторы — лютые звери, Мо. Договориться с ними полюбовно практически невозможно. Они тут же впиваются тебе в горло. Потом несколько лет заставят выплачивать старые налоги. Одна моя подружка даже загремела на три месяца в "Холлоуэй"[65]. Попалась примерно на том же. Она потом так до конца и не оправилась. А ее бизнес… все полетело к черту… Я совсем не уверена, что смогу снова…
— Элси!
Услышав свое настоящее имя, Мари-Роз, похоже, слегка пришла в себя.
— Прекрати, возьми себя в руки. Как-нибудь выкрутимся. Не психуй.
— Но как, как? О, Морин! Любой, пролистав наши бухгалтерские книги, сразу сообразит, что клиентов должно было быть как минимум в два раза больше, чем записано. Весь наш мухлеж сразу виден.
— Значит, нам нужно сделать новый журнал регистрации.
— Ох, я думала об этом, Морин. Исключено. Сразу будет видно, что записи сделаны только что. И потом, как быть с почерком? Они должны быть сделаны разным почерком, разными ручками.
— Будут тебе и разные ручки, и разные почерки. Зови всех девочек. Надо купить побольше ручек и карандашей. Поблизости есть один захудалый писчебумажный магазин, туда почти никто не заглядывает, у них наверняка есть такие папки и тетради, которым на вид все сто лет, а не полгода.
— Поздно, Морин. У нас всего два с небольшим часа. А еще надо, чтобы все точно совпадало — суммы доходов и количество клиентов. Только волшебник сумел бы утрясти все это за два часа.
— Считай, что он у тебя есть. Ты знала, на кого ставить. Мы победим.
Мари-Роз снова начинает рыдать и смотрит на Морин. А та уже надевает плащ.
— Ты действительно думаешь, что мы выкрутимся?
— Если ты будешь сидеть и лить слезы, то вряд ли, — говорит Морин, устремляясь к двери.
Когда она возвращается из магазинчика, уже все в сборе: сама Мари-Роз и четыре их постоянные сотрудницы. У Морин в руках огромная буро-желтая тетрадь, пыльная, со слегка пожелтевшими листами, края которых даже немного покоробились от дряхлости. Листы закреплены с помощью металлического держателя с защелкивающимся замком, и их легко можно вынуть. Морин открывает первую страницу.
— He скажу, что вариант идеальный, но с этим можно работать. Я сейчас раздам ручки и карандаши. Проверьте, чтобы были разные цвета пасты, и вообще разные фирмы. Вот…
Она вытаскивает из кармана целую пригоршню ручек и карандашей.
— Сейчас я принесу свою бухгалтерию, а вы будете делать то, что я скажу.
Морин притаскивает все папки, в которых подшиты все подсчеты и расчеты, сделанные ею за полгода. Она открывает первую страничку нового "Журнала записей". Потом открывает гроссбух, в котором зафиксирована наличность и который уже успел побывать в лапах инспектора. Полистав его, она говорит:
— Приступим. Мари-Роз, тебе начинать, ты же начальница. В первый день у нас должно получиться примерно пятнадцать клиенток. Четыре — у тебя, Сью пусть запишет себе троих, ну и у остальных по четыре. Ну, поехали. Постарайтесь изменить почерк. Одну запись сделать убористым, вторую — более размашистым. И нажимать можно то посильнее, то послабее. И как можно естественнее, иначе мы все останемся без работы.
Наконец, решившись, Мари-Роз карандашом выводит имя своей постоянной клиентки: "Барбара — 10 утра", после чего, чуть отступив, любуется своей работой. Остальные, посмотрев на нее, слегка улыбаются.
Целых два часа они корпят над журналом: пишут разными ручками, изобретают имена клиенток, придумывают телефонные номера, стараются, чтобы записи выглядели не слишком аккуратными. Оказалось, что это жутко трудно, придать записям естественный вид. Сразу набело вписывать всякие каракули, а потом еще чуть-чуть размазывать, совсем чуть-чуть.
К половине первого с записями покончено, и они более или менее стыкуются с подсчетами наличности в папочках Морин. Она пролистывает тетрадь, внимательно все просматривая. Остальные пятеро женщин ждут ее вердикта.