Роберта, он знает. Поэтому мы и назвали его в честь дедушки. Роберт, он молодец. Правда-правда. Он не хочет перед всеми подряд плясать, "да, сэр", "как скажете, сэр". У него будет работа, хорошая работа. Только пока еще он не знает, какая именно.
Морин перекладывает мальчика так, чтобы видеть его круглое, как луна, личико, и начинает тихонько его баюкать.
— Ты мог бы поговорить с дядей Томми. У него много знакомых.
— Да, много, но все не те, какие нужно. Я с ним уже разговаривал.
— А ему ты рассказал про Чаки?
— Нет, конечно. Мы говорили только о делах. Все уговаривал меня поработать на одной стройплощадке. Но меня совсем не тянет валандаться с тяжелыми носилками. Правда, он…
— Он — что?
— Правда, он… у него есть одна неплохая идея. Ничего общего со стройками. И все абсолютно законно. Я мог бы при случае напомнить, поймать его на слове. Запросто. Хорошая зарплата, постоянные прибавки. Все прилично и чинно. Продвижение по службе.
— Звучит как сказка, — говорит Морин.
— То ли еще будет, — лукаво говорит Кэрол.
--
Душный августовский вечер. Дом Томми в Тейдон-Бойс. Томми, Чарли и Майк сидят за столом.
Томми тасует карты. На проигрывателе пластинка "Любителям классики", популярная классика в исполнении Оркестра Королевской филармонии. Майк Сандерленд приятно взбудоражен нарочитой скромностью обстановки. На столе только пиво и сигареты. Пакетики чипсов с сыром и с луком, хрустящие соленые печенюшки "Твиглетс", серебристые маринованные луковки, нанизанные на коктейльные палочки. Все пепельницы переполнены окурками, а воздух в комнате сизый от дыма. Лоррейн дома нет, — убежала попить в баре винца с подругами.
— Этот твой дружок, он ушлый игрок, да? — спрашивает Томми. Он делит колоду на две части, потом смешивает их, ловко пропуская одну половину карт через другую, "врезкой", так называют этот прием. — Здорово соображает, да?
— Снежок-то? Он, конечно, не новичок, но и не то чтобы ас, — говорит Чарли. — Но удачливый. Ему всегда везет. Не знаю, как ему это удается. Такой везунчик, просто умереть. Он никогда не играет наобум, он носом чует, когда ему пойдет хорошая карта, хватает удачу за хвост. Это какая-то мистика, черная магия.
Томми оборачивается к Майку, любовно сворачивающему самокрутку:
— А ты у нас бывалый картежник, Мик?
— Ну не знаю. Так, иногда играю, что-то вроде бриджа.
Томми хохочет:
— Да-а, игра просто зашибись! Игра для престарелых дамочек, чтобы скоротать последние денечки.
— Позволю себе не согласиться. Это чисто интеллектуальный поединок.
— Ой-ой-ой, фу-ты ну-ты. "Мод, голубушка, передай мне фужер с шампанским". У вас в газете все такие чистенькие умники, а, Чарли? Господи Иисусе, если бы моя башка торчала настолько выше жопы, я бы даже пукал интеллектуально, выдувал бы задницей дикси[77], не хуже сакса.
Майк, забыв про свою самокрутку, ошеломленно таращит глаза.
— Не обращай внимания, Майк. Томми никогда не обременял свою жизнь хорошими манерами.
— Да, Мики, да, мой мальчик, будь проще. Лично мне плевать, откуда ты взялся, из этого гребаного Кембриджа или из Хуексфорда, главное — деньги на кон. Вот зачем мы тут, милок, собрались. Малость встряхнуться и заодно перераспределить собственность.
Томми швыряет на стол толстую пачку пятифунтовых бумажек, перехваченных резинкой.
— Ну, давай выгребай из всех дырок свои гребаные бумажки, покажи нам, сколько у тебя товара.
Майк, кивнув, достает из внутреннего кармана портмоне, вынимает четыре пятидесятифунтовые купюры и кладет их рядом с пятерками Томми.
— Надеюсь, этого достаточно, — с эффектной небрежностью говорит он.
— Да, конечно. — Томми фыркает. — Предостаточно. На это можно купить бутылец "Болли", а то и парочку, или шикарную сигарную зажигалку для старухи "Бугатти".
Раздается звонок в дверь. Томми идет открывать, его хорошо шатает. Майк нервно и жадно затягивается, сразу искурив почти весь свой косячок, и начинает делать новый.
— Как ты, Майк?
— Если честно, Чарли, мне немножко не по себе.
— Не обращай внимания на моего братца. Он больше брешет, чем кусается. Никаких укусов.
Томми, покачиваясь, возвращается, а Майк в сотый раз смотрит на его щеку, где розовеет четкий след от чьих-то зубов, и ему кажется, что Чарли недооценивает возможности своего брата. Возвращается он с Робертом, нещадно тиская своей ручищей его плечо.
— Вот и он, рыжий засранец, стручок долговязый. Надеюсь, у него с собой кошелек с деньгами, а не мешок медяков. Но пусть знает, что мы не обналичиваем чековые книжки господ безработных.
Томми громко ржет, довольный своей шуткой, и треплет Роберта по щеке. Роберт сдержанно усмехается. Он в костюме, тщательно выбрит, у него короткая аккуратная стрижка, Чарли изумлен. А еще он изумлен тем, какой юный у него вид, какой незащищенный. Чарли вдруг понимает, что не знает, как вести себя с сыном. Захотелось броситься к нему и крепко обнять. Но гордость и правила приличия одерживают верх. Чарли остается сидеть на своем стуле и лишь приветственно вскидывает руку.
— Привет, папа.
— Привет, Роберт.
Далее следует неловкая пауза. Раздается деликатное покашливание Майка.
— Роберт, это Майк Сандерленд. Он помощник редактора. В газете.
Майк поднимается и протягивает руку:
— Очень приятно познакомиться.
За спиной Майка Томми, уперев руки в боки, тут же состроил умильную светскую гримасу, иллюстрирующую эту фразу.
Но Роберт в упор его не видит и с улыбкой пожимает Майку руку:
— Мне тоже.
Он усаживается за стол. И тут же поднимается, чтобы снять пальто, ищет глазами, куда бы его повесить, и, не обнаружив ничего подходящего, вешает его на спинку стула. Снова садится, но на этот раз замечает вешалку в дальнем конце комнаты и снова встает.
— Черт возьми, ты, Зеведей[78], развесь наконец свои весла и сети, — говорит Томми. — Хочешь чего-нибудь выпить, рыжая бестия?
— Я бы выпил пива, дядя Том.
— Майки, а что тебе, мой мальчик? Джин с содой? Детское шампанское? Или взрослое?
— Мне тоже пиво. Спасибо.
Томми топает на кухню.
— Как дела, пап?
Роберт сидит напротив отца, расположившегося в торце стола. Стол овальный, и они оказываются на максимальном отдалении друг от друга..
— Более или менее. Знаешь, Роберт, я… — он смущенно умолкает, — я рад тебя видеть.
— Я тоже, пап.
— Ну и где этот ваш гребаный провокатор и обманщик? — спрашивает Томми, возвращаясь с двумя кружками пива. — Или вы думаете, я для того все затеял, чтобы разводить лалы о том, как кто поживает? Давно пора делом заняться. Ждем еще пять минут, и — поехали, без этого вашего — как его? — Снеговика. Откуда у него такое имечко, а? Просто зашибись!
— Он сейчас придет, — говорит Чарли.
И тут, как по заказу, раздается жужжанье дверного звонка. На этот раз открывать идет Чарли. Это Ллойд, в модном синем плаще, над воротом которого виден воротник рубашки и узел небесно-голубого галстука. Он еле дышит, видимо, бежал бегом.
— Прости, Чарли. Проклятые автобусы.
— Поймал бы такси.
— Такси мне не по карману.
— Входи, Снежок. Давай сюда свой плащ.
Под плащом у Ллойда оказывается удлиненный пиджак с подбитыми плечами, брюки с высоким поясом и с прорезными карманами. Он выглядит потрясающе, как с картинки журнала.
— Шикарно.
— Ты не поверишь, парень. Этот костюмчик я носил, когда только сюда приехал. Ты только глянь! До сих пор годится, сидит как влитой. Разве я не хорош?
— Хорош-хорош. Просто картинка. Знакомься, Снежочек, мой брат Томми.
Томми, отлавливающий из ведерка лед для своего двойного виски, поднимает голову. И Чарли видит, как его круглая физиономия слегка вытягивается. Ллойд подходит к нему, протягивает руку: